Основными традиционными занятиями юкагиров были охота на северного оленя и лося, озерное и речное рыболовство, а также оленеводство у тундренных юкагиров. На оленей и лосей охотились с помощью самострелов, петель, а с XVIII в. — кремневых ружей. Весной зверя промышляли гоном по насту, преследуя на лыжах. Тундровые юкагиры кочевали вслед за стадами диких оленей от лесотундры к морю, добывали их поколками на воде во время сезонных переправ либо загоняли в озера с помощью собак. Использовали также загоны и оленя-манщика. Кроме того, охотились на лисицу, белку, соболя, песца, горностая, зайца, применяя различные типы ловушек: срубы (шэньиль), пасти (шашил), петли (монол), самострелы (энэ), а также огнестрельное оружие. Тундровые убивали лисиц и песцов палицей (дубиной), настигая их на оленьей нарте. Осенью на озерах отстреливали водоплавающих во время их линьки. Колымские использовали дротики и бола — связку камней на ремешках. Рыбачили с поздней весны до осени. Ловили окуня, нельму, чира, омуля, муксуна волосяными сетями (йодийэ) или неводами. На нерестилищах рыбу добывали баграми и крючками. В горных речках ставили изгороди (ёз) и плетенные из тальника верши (мортэ). В октябре — ноябре ловили в проруби волосяными сетями. Подсобным занятием был сбор ягод, дикого лука, кедровых орехов, корней сараны, листьев, лиственничной заболони (слоя молодой древесины под корой), грибов. На продажу добывали мамонтовые бивни.
У тундровых важную роль играло транспортное оленеводство. В хозяйстве было от двух-трех до 19 — 20 оленей, в богатых семьях — по 100 — 150 голов. Летом объединялись в группы и выпасали животных сообща. На оленях ездили верхом, вещи перевозили вьюком (велил), зимой использовали нартенные упряжки. Ездовые нарты — дугокопыльные, грузовые — более короткие однокопыльные. В нарту впрягали, как правило, одного оленя. Таежные запрягали в нарты по 4—5 собак. Собачья нарта (миди, миэдьиэ) — вязаная прямокопыльная, длиной до 2,5 м с передней дугой-«бараном». Зимой по снегу ходили на широких подволоках, подбитых камусом лыжах, по насту — на голицах (кокиса). Летом по воде передвигались на лодках-долбленках, плотах, лодках-берестянках.
Оленеводство
Оленеводством занимались нижнеколымские юкагиры, научившись ему у эвенов. Оно также, как и у эвенов играло транспортную роль. Количество оленей обычно было минимальным: от 2-3 до 10-20. Поэтому нередко при перекочевках имущество перевозилось со старого места на новое в несколько этапов. Однако среди юкагиров были и хозяйства, богатые оленями, которые насчитывали 100-150 голов. Самым богатым среди них в начале ХХ в. оказался Николай Курилов: у него в стаде насчитывалось около тысячи оленей. Этих оленей он собрал после эпидемии оспы с вымерших соседних чукотских стойбищ (Юкагиры, 1975, с.58). В.И. Иохельсон упоминает о крупных табунщиках Индигирки – юкагирах, ассимилированных эвенами.
Один из них владел стадом в 800 голов, про другого рассказывали, что у него оленей около двух тысяч (Иохельсон, 2005, с.512). Характерным примером архаического юкагирского коллективизма выглядит их борьба с оводом, от личинок которого болели олени. Для этого к началу июля, когда оводы начинают откладывать яйца, несколько кочевых групп юкагиров договаривалось о месте встречи, где они объединяли оленей в общее стадо. Вокруг стада расстилались белые оленьи шкуры, привлекающие оводов своей яркой окраской, а все население вооружалось специальными дощечками, которыми убивались севшие на шкуру оводы (Крейнович, 1972, с.79-80). Подобным средством пользовались тундровые ненцы.
В начале ХХ столетия в области расселения нижнеколымских юкагиров почти не осталось дикого оленя. Это бедствие юкагиры связывают с появлением многочисленных чукотских стад домашнего оленя, которые стравили пастбища, где обитал дикий олень. В результате начавшейся бескормицы масса юкагиров и эвенов (тоже существовавших охотой) отправилась в пастухи к чукчам. На этой почве возник последний очаг мощной ассимиляции, который привел к потере многих черт этнической культуры (Иохельсон, 1910).
Охота
Несмотря на то, что последнее столетие рыба давала юкагирам основную пищу, они (особенно нижнеколымская группа) продолжали себя воспринимать как охотников на дикого оленя. Имея постоянную территорию кочевания и промысла, нижнеколымские юкагиры выпасали своих домашних оленей в определенных местах, чтобы сохранить пастбища для дикого. Сами люди до начала сезона охоты на эти пастбища без нужды не заходили, чтобы дикий олень не учуял запаха человека (Крейнович, 1972, 84). Для промысла дикого оленя имелся четкий запрет: на оленя не охотились от его отела до начала августа (Там же, с.77).
Наиболее архаические способы промысла сохранялись в тундре еще в начале ХХ века. Эти способы предполагали широкое коллективное участие. Поскольку они велись в тундре, то относились к летнему полугодию. Их принципом был загон оленьего стада в водоем, возле которых олени спасались от жары и насекомых. В воде олень был куда менее маневрен, нежели охотник на челноке, к тому же, убитый, он не тонул. В это время года олени уже собирались в крупные стада. Это было очень ответственное время добычи мяса на зиму, а также шкур на одежду. Поэтому собрание старейшин распределяло наиболее оптимальным образом охотников по кочующим семьям.
Охотник ставит капкан на соболя. Сьемка П.В. Софронова
Такая охота предполагала выслеживание стад. Самым простым способом было подловить группу оленей, которая забредала на озерный мыс. Тогда у его основания собирались женщины и дети стойбища, которые не давали оленям вернуться по суше, а с противоположного берега навстречу оленям выплывал на челноке охотник с ружьем или копьем. Колоть оленя разрешалось в почку, чтобы не портить шкуру. В августе-сентябре при наступлении темных ночей юкагиры сооружали в темноте около больших озер из кочек и земли длинные цепочки пирамидальных фигур, близких к человеческому росту, которые представляли коридор наподобие воронки. Своей узкой частью коридор выходил на берег озера. Днем строительство прерывалось, а олени на эти сооружения не обращали внимания. Когда такая аллея была построена, юкагиры под утро выслеживали стадо и гнали его в сторону аллеи. В тумане и полутьме олени принимали земляные фигуры за живых людей и мчались мимо них, чтобы оказаться в озере. Навстречу им выплывали в челноках охотники с копьями.
Старики наблюдали забой, и когда решали, что оленей добыто достаточно, забой прекращался (Там же, с.85). В Евразии такой же способ охоты в начале ХХ века практиковали еще нганасаны (Попов, 1948, с.31-34). На древность загонной охоты в тундре, вернее на определенную автохтонность юкагирского населения указывает тот факт, что этим способом не пользуются как ближайшие соседи юкагиров – эвены, пришедшие в тундру из лесной зоны, так и соседи нганасан – долганы.. Такая охота предполагает участие специально обученных охотничьих собак, а эвены Нижней Колымы считали греховным держать в хозяйстве собак, полагая, что собаки изведут оленей (Юкагиры, 1975, с.59).
Другие виды промысла дикого оленя у тундровых юкагиров были характерны также для окружающего населения. Это, в первую очередь, касается «плавежей» – забоя оленьих стад на переправах через крупные реки во время сезонных миграций. Здесь юкагиры объединялись со своими обрусевшими собратьями, русскими старожилами, эвенами, тем более что часть этих точек находилась вблизи оседлых поселений. Промысел на диких оленей при помощи домашних как транспортного средства – летом верхом, а зимой – на нартах юкагиры называют эвенским способом (Юкагиры, 1975, с.60), хотя у него имелось и юкагирское название (Крейнович, 1972, с.91). Принцип преследования заключался в том, что олени спасаются от охотника по кривой траектории, представляющей окружность с большим радиусом. Охотник же их догоняет, двигаясь им наперерез, исходя из своего геометрического воображения. Этот азартный вид охоты вероятно, действительно, пришел к юкагирам от эвенов, у которых имелось больше ездовых оленей.
Поздней осенью в период гона диких оленей и их оленьих «турниров» на всей тундровой полосе распространения дикого оленя начинался промысел дикого оленя при помощи оленя-манщика, который позволял охотнику подобраться близко к стаду, убить его вожака и, пользуясь возникшим замешательством стада, добыть еще нескольких. Охота с манщиком была зимней. Для этой роли подходил домашний олень серой масти, по своему окрасу похожий на диких, и с большими ветвистыми рогами. У него на шее закреплялся длинный аркан, конец которого на лбу оленя имел костяной гребень. Другой конец был в руках охотника, который подкрадывался к стаду, заслоняясь манщиком. Охотник управлял оленем, натягивая аркан, и тогда костяной гребень врезался оленю в лоб. Или же охотник пускал арканом «волну». Манщика обучали не наступать на аркан, ложиться и вставать при рывке аркана, послушно поворачивать голову направо и налево и т.д. После шести-семи лет обучения охотник отваживался выпускать манщика без ремня.
Иногда практиковали охоту с двумя манщиками – самцом и самкой. Иногда – на пару с ездовым оленем (со снятым седлом), которого тоже специально дрессировали. Охотник двигался за ними, подражая движениям олененка.
Когда наконец снег становился глубоким и пока еще оставался рыхлым, то возможности охотника для выслеживания и поимки зверя сокращались. Тогда в это время настораживали самострелы, обнаружив тропу диких оленей. Самострелы отмечали хорошо различимыми знаками, чтобы их легко было отыскать и при этом не погибнуть самому. Такая работа в глубоком снегу опасна, поэтому ей занимались лучшие охотники. Самострелы ставили по возможности ближе к чуму, поскольку от долгого лежания в глубоком снегу убитый олень начинал преть, его мясо и шкура портились.
В лесной зоне дикого оленя, а также лося добывали весной, гоняя на лыжах по насту. Этот вид охоты практиковался как нижне-, так и верхнеколымскими юкагирами. Он был удобен в это время, поскольку у охотника было преимущество в скорости благодаря лыжам, которые не позволяли ему проваливаться в глубоком снегу.
В.И. Иохельсон пишет, что в его время некоторые архаические орудия охоты на птицу сохранились, как ни странно, у обрусевших юкагиров Нижней Колымы. Это – праща и дротики (Иохельсон, 2005, с.550). О подобном – в устье Анадыря упоминает и В.Г. Богораз (Богораз, 1991, с.82-83). Дальше на запад эти орудия лова птицы не распространяются, а только на восток – на американский континент.
Другой вид загонной охоты у юкагиров касался линных гусей и был распространен по всей российской Арктике. Суть его в том, что такая крупная водоплавающая птица как гусь, будучи питательной и жирной, в период линьки неспособна летать. В отличие от оленя она неуверенно чувствует себя на суше. Поэтому ее осторожно собирают с верховьев речек в крупную стаю. На одном из отлогих берегов огораживают большое прямоугольное пространство и перегораживают реку ниже, так что птицу без труда загоняют внутрь этого вольера, где сворачивают гусям шеи голыми руками.
На устройство подобных вольеров употреблялись треноги и рыболовные сети, но поскольку у юкагиров их было немного, то сетью закрывали лишь сторону, обращенную к реке, а на две другие стороны вешали покрышки чума и одежду. В начале ХХ в. отличие промысла линных гусей у юкагиров от прочих северных народов заключалось в проникновенном ритуале, исполняемого стариками перед началом забоя беззащитной птицы. Это была песня, исполняемая стариком или старухой, в которой они говорили гусям, что смерть подобна сну, и после смерти наступает возрождение. После песни каждый человек брал из собранной стаи по гусю и выпускал его на волю. Этот жест был обязателен для всех, включая младенцев, за которых птицу выпускали их родители. Потом приступали к забою. Последнего гуся тоже выпускали (Крейнович, 1972, с.80-81). Для добытой птицы в вечной мерзлоте устраивали ледяные погреба. Птицу при этом потрошили, но перья не снимали.
Когда же гуси только начинали нести и высиживать яйца, их ловили на гнездах либо петлей, либо руками. В первом случае петлю ставили вокруг яиц и тщательно маскировали, а охотник прятался поблизости с концом веревки, чтобы вовремя затянуть петлю, когда гусыня сядет на яйца. Ловля руками предполагала маскировку и закапывание самого охотника с раскинутыми руками чуть ли не под самым гнездом. Когда прилетала гусиная пара, охотник ловил сначала гуся, а поскольку гусыня без него не улетала, то затем и ее (Там же, с.78). От этого способа добычи веет глубокой древностью, но он вызывает недоверие, так как при столь капитальной подготовке очень трудно замаскировать все ее следы, а к тому же на месте остается гораздо больше человеческого запаха, чем при постановке петли, и дикая птица должна его учуять.
С появлением русских у юкагиров важную часть их промысловой жизни заняла охота на пушного зверя, которая была средством для уплаты ясака, а также денежным эквивалентом в местных рыночных отношениях. Соболь как наиболее распространенный из ценных пушных зверей исчез уже во второй половине XIX века. Для тундровых юкагиров основными пушными зверями были песец и лиса, для таежных — лиса и белка. Уже при Иохельсоне на песца и лису ставили капканы, которые охотник проверял несколько раз в течение зимы. Тундровые юкагиры выезжали на охоту на нартах, запряженных оленем. Задачей охотника было найти след, после чего он догонял зверька и убивал его дубинкой. Таежные юкагиры на лису охотились также с собакой, белку стреляли особой мелкой дробью, иногда на охоту вместе с ружьем брали также лук с тупыми стрелами — для белки. Самострелы в отличие от якутов ставили редко. Тундровые юкагиры также охотились на волка, эта охота происходила вдвоем, на двух оленьих упряжках. Догнав волка, они накидывали на него аркан (Иохельсон, 2005, с. 551-553).
Рыболовство
Зимняя рыбалка. Сьемка П.В. Софронова
Несмотря на то, что юкагиры изначально были оседлыми охотниками и рыболовами, рыболовство у них, по-видимому, было лишено сакрального пиетета, выражавшегося в обрядовой стороне промысла и употреблении подставных слов (Крейнович, 1972, с.65). При этом в ХХ веке, если не раньше, именно рыба спасала их от голодной смерти, и по сравнению сохотничьим это был более стабильный промысел.
Верхнеколымские юкагиры начинали рыбачить весной. Рыбу ловили удочками со свинцовым грузилом и железным крючком. В качестве наживы крючки обматывались красной ниткой. Более древним орудием была костяная спица с остро заточенными концами. Ее длина не превышала 8 см.
Жильная леска привязывалась ближе к одному из ее концов. Спица втыкалась в маленькую свежепойманную рыбку так, чтобы один ее конец чуть высовывался наружу. Когда щука или нельма проглатывала рыбку, то конец спицы при потягивании становился поперек пищевода, и добыча была поймана. Такими способами рыба добывалась лишь «для котла», то есть на повседневные нужды. Летом по речушкам и озерам ставили нитяные и волосяные сети.
В прошлом использовались переметы с костяными спицами. Часть летней рыбы вялили, но большая часть ее шла в котел, поскольку основной ход рыбы начинался только осенью – в августе и сентябре. Тогда появлялись большие скопления чира и омуля, которые надо было обнаружить и окружить неводом. Этот способ назывался «черпанием». В прошлом у юкагиров на манер невода изготавливалась изгородь из ивовых прутьев.
Один ее конец закреплялся на берегу, а свободный подтягивался к берегу, когда внутри скапливалась рыба. Добытую рыбу сушили и вялили, если она была крупной, а мелкую квасили в ямах на корм собакам. Впрочем, в голодное время квашеная рыба выручала и людей. Икру отдельно сушили. Поздней осенью перед замерзанием рек юкагиры ставили на реках заезды с мордами из ивняка или нитяные мережи. В октябре-ноябре рыбу ловили уже подо льдом волосяными сетями, протаскивая их через проруби. Улов замораживали.
Плужников Н.В.
(из книги Народы Северо-Востока России)
по материалам Энциклопедии «Арктика – мой дом: народы Севера», М. 2001
