НАЗВАНИЕ И МЕСТООБИТАНИЕ САМОНАЗВАНИЕ
Слово „чукчи“ происходит от чукотского слова cawcu (чаучу) [Чукотские слова транскрибированы соответственно принятому в настоящее время луораветланскому алфавиту (фонетическую транскрипцию см. на стр. 2)], что значит „богатый оленями”. Оленные чукчи называют себя этим именем в отличие от других родственных народов, как, например, оленных коряков или приморских чукоч. Это же самое слово употребляется как самоназвание также оленными коряками, между тем как оба племени друг друга называют словом tanŋьtan (танн’ытан – прим. В.Н.) (множ. число tanŋьt) [Tannьtan по-коряцки обозначает: “враг”, “чужой”. Вероятно, и в чукотском языке некогда существовало то же значение этого слова].
Приморские чукчи называют себя и прочих приморских жителей anqalьt (ан’к’альыт – прим. В.Н.) (“морской народ”), от слова anqь („море”); или ramaglat (рамаглъат – прим. В.Н.) („прибрежные жители”). Противопоставляя себя прочим племенам, оленные и приморские чукчи употребляют самоназвание lii-yilьlьt (льийлъыт – прим. В.Н.) („настояще-язычные”, т. е. имеющие настоящий язык), а также orawetlat (оравэтлъат – прим. В.Н.) („люди“), или lьe-orawetlat („настоящие люди”), подобно тому, как азиатские эскимосы называют себя Juьt или Jupiьt (juk —„человек”; jupi — „настоя-щий человек”). Всех иноплеменников чукчи называют alva-jelьlьt („иноязычные”).
Таким образом утверждение многих путешественников, от Крашенинникова до Богдановича, что приморские чукчи и коряки, с которыми им приходилось вступать в сношения, называют себя cawcu, указывает на то, что эти морские промышленники принадлежали к оленному племени и, вероятно, еще имели стада внутри страны. Подобные факты до сих пор имеют место в пределах чукотского и коряцкого расселения.
Самоназвание „туски”, которое W. Н. Hooper приписывает чукчам со странным объяснением, будто оно значит союз или братство, вероятно, произошло от неправильного употребления слова „чуски” вместо „чукотский”. Hooper, например, пишет „Чуский Нос”, вместо „Чукотский Нос”.
Название „чухмари”, устанавливаемое А. А. Ресином для племени „проме-жуточного между коряками и чукчами” [А. А. Ресин, Очерк русского побережья Тихого океана. ИРГО, т. XXIV, в. 3, стр. 156.], происходит от распространенного на Камчатке названия чукоч „Чухмарье”. Ресин называет так туземцев, живущих на Опукском и Туманском прибрежьях, т. е. кереков и тэлькэпских оленных чукоч, которые в действительности представляют собою наиболее примитивные отпрыски коряцкого и чукотского племени.
W. Н. Dall считает кереков эскимосами. По крайней мере, он утверждает, что эскимосы медленно движутся на юг, вдоль берега. В 1879 году, говорит он, новая эскимосская колония расположилась на Алюторском мысу, а другая колония готовилась присоединиться к ней в следующем году. Мыс Алюторский на русских и американских картах — это в действительности мыс Ананнон, вблизи которого расположены первые юго-западные поселения кереков, тогда как настоящий Алюторский мыс лежит близ бухты Корфа (на русских картах — мыс Говенский).
В прежние времена чаплинские эскимосы действительно посылали торговые экспедиции к мысам Барыкова и Наваринскому, где находятся первые северо-восточные поселения кереков. Однако до мыса Ананнон и до бухты Корфа они никогда не доходили. Некоторые группы оленных чукоч, например, оленеводы, живущие вокруг Чаунской бухты и к северу от реки Анадыря, у русских называются Беломорскими чукчами. Это название, вероятно, имеет связь с чукотским самоназванием elg-aŋqa-ŋaw-jьtoot (элгы-ан’к’а-н’ав-йытоот – прим. В.Н.) („потомство беломорской женщины”). Так чукчи называют себя в своих фольклорных рассказах. Приморских чукоч русские называют „носовыми”. Распространено также название „Кавралин”, от чукотского слова kavralьt (кавралъыт – прим. В.Н. — „взад и вперед ходящие”. Чукчи называют так торговцев туземного происхождения, которые кочуют на оленях от Восточного мыса и от мыса Чаплина по ярмаркам на берегах Колымы и Анадыря, занимаясь также меновой торговлей на своем пути между оленными стойбищами. Kavralьt по преимуществу потомки приморских чукоч. Многие из них в молодости были охотниками на тюленей; затем они перешли к оленеводству и, приобретя несколько десятков оленей, стали заниматься меновой торговлей.
ДРЕВНЕЕ МЕСТООБИТАНИЕ
Согласно преданиям чукоч, в древние времена они все были прибрежным народом и жили морским промыслом и отчасти оленеводством. В современной жизни оленных чукоч существуют некоторые следы прежнего уклада. Древние рассказы их наполнены приморским бытом и лишь в меньшей степени относятся к оленеводству. Их зимние жилища устраиваются таким же образом, как жилища приморских чукоч. Их семьи остаются на одном месте в течение ‘трех или четырех месяцев, пока пастухи со своими стадами передвигаются от одного пастбища к другому.
Внутреннее помещение зимнего шатра называется umqa-nelgьn — „шкура полярного медведя”, хотя в настоящее время даже североокеанские приморские чукчи делают свои спальные полога из оленьих шкур (прим. В.Н. – внутреннее помещение (полог) по-чукотски ёрон’ы, а шкурой белого медведя накрывали полог сверху в сильные морозы, чтобы не индевели оленьи шкуры из которого сшит полог). Ящик для инструментов у оленных чукоч называется „вместилище из китового уca“—rjalawgocgьn (прим. В.Н. – транскрипция слова на кирилице ралав и госгын /вместилище, но по-чукотски китовый ус вививтын), хотя в настоящее время китовый ус не употребляется ни на какие поделки для домашнего хозяйства. Большие мешки для хранения пиши и одежды, хотя сшиваются из оленьих шкур, но всегда имеют форму мешка из тюленьей шкуры, содранной целиком, с поперечным отверстием посредине.
В религиозных верованиях и обрядах собака играет более важную роль, чем олень, хотя, при настоящих условиях жизни, собаки почти не имеют значения в хозяйстве. Собаководство трудно совместимо с оленеводством. Оленные чукчи говорят: „русские напрасно удивляются тому, что мы держим так много собак. Собака — хранитель человека, сильная помощь во всяком несчастьи, верный друг, оберегающий от злого начала”. При путешествии собака, как товарищ, отгоняет злого духа, между тем как олень не имеет такой силы. Во время заразных болезней надо потереть щенка об одежду гостей, приехавших издалека. Щенок или отгонит злых духов, которые могли прийти с путником, или, если они слишком могущественны, по крайней мере, послужит искупительной жертвой.
С другой стороны, названия месяцев у чукоч и у коряков указывают на то, что, быть может, оба племени или, по крайней мере, некоторая часть их пришли из более южных мест и что оленьи стада были у них уже в то время. Некоторые названия месяцев не соответствуют действительной смене времен года на северной тундре. Например, пятый месяц чукотского года (с начала апреля до начала мая) называется „месяцем вод” (imlьrьlьn имлыръылы /„водяной”). Реки тундры, однако, вскрываются только в конце мая. (Прим. В.Н. –, имлы/ вода, ръыли/протекать или медленно двигаться. В 2009 г. А.И. Вальгиргин (Усть-Белая) говорил, что в это время в верховьях рек начинают подпирать воды, но сама реки еще не вскрываются). Третий месяц коряцкого календаря называется „ложно-оленеродный месяц” — tьmŋiqoja-jo-jelgьn, а четвертый — „действительно-оленеродный месяц- — lge-qoja-jo-jelgbn. Эти названия как будто свидетельствуют о том, что в стране, в которой коряки жили прежде, оленьи телята рождались месяцем ранее, чем теперь. Коряки и чукчи сами отмечают указанную несогласованность в обоих случаях и удивляются ей.
Одна интересная деталь чукотского фольклора также указывает на южное происхождение чукоч, а именно рассказ про „большого червя”, который живет вблизи страны мертвых. Этот червь — красного цвета, полосатый и так велик, что нападает даже на крупных зверей. Когда он голоден, то становится очень опасным и может напасть из засады на дикого оленя и убить его, сжав в своих кольцах. Он проглатывает свою жертву целиком, так как у него нет зубов. Наевшись, он спит в течение нескольких дней там, где поел, и дети мертвецов не могут разбудить его, даже бросая в него камнями. Это подробное описание представляет собою не что иное, как описание удава. Очевидно, оно древнего происхождения, так как местообитание червя находится на небе, по соседству с душами умерших. Нигде в северо-восточной Азии змей нет. Поэтому данный рассказ, если он базируется на фактах, указывает на юг, на те далекие теплые берега, где действительно обитают удавы. Быть может, уместно упомянуть здесь еще об одной легенде, которая, вероятно, не менее древнего происхождения. Легенда следующая.
В древние времена в Анюйских горах жил громадный зверь, называемый Kelilgu/(прим. В.Н. – келилъын/пестрый). Он был высокий и длинный, ходил всегда с широко разинутой пастью и лапы у него были с длинными когтями. Один молодой пастух, блуждая среди скал в поисках пропавшего оленя, был замечен Kelilgu и съеден им.
Спустя некоторое время отец молодого человека отправился искать его. Он пошел в горы и скоро встретил Kelilgu. Увидев его, он сказал: „Kelilgu, смейся! Я жирен, ты можешь съесть меня. Мои олени также жирны, ты можешь съесть их!“ — „Ха-ха-ха 1“ — засмеялся Kelilgu. Его пасть раскрылась так широко, что верхняя челюсть коснулась спины, а нижняя достигла груди. Смеясь, он остановился, так как должен был закрыть свои челюсти лапами; таким образом, человек выигрывал расстояние. Через некоторое время зверь все же настиг его, но он опять повторил: „Kelilgu, смейся! Я жирен, ты можешь съесть меня, мои олени также жирны, ты можешь съесть их!“ — „Ха-ха-ха1“— засмеялся Kelilgu, и его челюсти раздвинулись, но он, так же как и раньше, закрыл их лапами и продолжал преследование. Наконец они достигли селения, где молодые люди, собравшись в большом количестве, убили Kelilgu копьями. Но он также убил многих, потому что был проворен и легок, прыгал высоко, кусал зубами и царапал лапами.
СОВРЕМЕННОЕ МЕСТООБИТАНИЕ
Селения приморских чукоч расположены по берегу Ледовитого океана между мысом Эрри и мысом Восточным и по берегу Берингова моря, между Восточным мысом и Анадырской губой, исключая несколько вкрапленных между ними эскимосских селений—двух вблизи Восточного мыса и семи между мысом Чаплина и мысом Улахпен. Последний у чукоч называется Wuteen, тем же именем, как и находящееся вблизи селение.
Стойбища оленных чукоч рассеяны по всей стране на северо-восток от линии, проведенной от устья Индигирки к мысу Ананнон.
Часть страны, лежащей на запад от рек Чауна и Анадыря, образует так называемую „Чукотскую землицу”. Эта территория, согласно одному из параграфов „Российского Свода Законов”, считалась „не вполне покореннной”. Ее обитатели, равно как и все прочие чукчи, имели привилегию решать все свои дела по собственным обычаям, включая даже дела об убийстве, если таковое совершится в пределах их территории. Такие привилегии иногда вели к странным результатам.
А.Е. Дьячков [А.Е. Дьячков, Анадырский край. „Записки общества изучения Амурского края’, т. II, 1893, стр. 64.] описывает следующий инцидент, имевший место среди алюторских коряков. В 1882 году был убит человек; братья убитого, воздержавшись от обычной мести, послали жалобу в Гижигинское управление. В течение целого года не было ответа. Но в конце концов сборщик податей, казачий офицер из Гижигинска, проезжавший через означенную местность, объяснил жалобщикам, что они могут расправиться с обидчиком согласно своим племенным обычаям. Тогда родственники убитого, собравшись вместе, отправились в селение убийцы, набросали горящего дерева в землянку убийцы, где он жил со своей многочисленной семьей, и сожгли всех обитателей дома живьем.
Причиной столь необычной – снисходительности русского законодательства было то обстоятельство, что последние походы, которые русские предпринимали против чукоч в XVIII веке, были весьма неудачны. Так, казачий голова Шестаков со своим отрядом был разбит на голову и сам был убит 14 марта 1730 года на реке Egac, а майор Пявлуцкий, после некоторых временных удач, был точно так же разбит и убит 21 марта 1747 года на берегу Майорского озера, недалеко от с. Маркова, на среднем течении Анадыря. После этого правительство, утомленное расточительной и бесполезной войной, отозвало свои гарнизоны, а в 1764 году даже приказало разрушить Анадырский острог, отдаленнейший русский пост в северо-восточной Азии.
Сношения с чукчами, возобновленные в 1789 году, стали вестись с большой осмотрительностью и новых попыток к завоеванию чукоч силою не предпринималось. Пограничные части племени постепенно подчинились русскому влиянию. Но основная чукотская масса до настоящего времени осталась вне русификации. До сих пор существуют чукотские стойбища и селения, где не видели русского лица и не слышали русского слова.
Около столетия тому назад территории оленных чукоч простирались за границы так называемой „Чукотской землицы”, в сторону Ледовитого океана до реки Баранихи, а в сторону Тихого океана до реки Опуки; но затем, в 20-х годах XIX столетия, оленные чукчи, побуждаемые увеличением своих стад, стали, расширять пределы своего обитания на запад и на юг. В 60-х годах они перешли реку Колыму и распространились по тундре между Колымой и Алазеей; некоторые стойбища перешли даже Алазею и дошли до Индигирки. В то же самое время другие кочевники направились от Сухого Анюя к Большому Анюю, а оттуда к рекам Олою и Омолону, оттесняя тамошних обитателей, ламутов, далее и далее в леса или селясь вместе с ними в пределах лесотундры. Кочевники Тихоокеанской стороны двинулись на юг и заняли верховья рек Опуки и Похачи и возвышенную равнину в области Палпальских гор, которая прежде была совершенно необитаема по причине постоянных мелких войн между чукчами и коряками. Некоторые чукчи продвинулись в направлении Парапольского Дола (возвышенная равнина между р. Пенжиной и бухтой Корфа). Внедрившись в среду, коряков, часть их в значительной степени ассимилировалась, но старшее поколение чукоч, переселившихся даже на самую Камчатку, до сих пор говорит пo-чукотски. На пограничной линии между чукчами и коряками есть несколько стойбищ, обитатели которых не могут определить, к какому племени они принадлежат, потому что самоназвание у оленных чукоч и коряков одно и то же, а языки их весьма схожи.
СОСЕДНИЕ ПЛЕМЕНА
В первые годы нашествия русских, т. е. в первой половине XVII столетия, на большой тундре, к западу от Колымы, жили какие-то оленные племена, которым казаки дали название „чукчи” и с которыми они постоянно вели мелкие войны. Обе реки западной тундры были названы по ним — Большая и Малая Чукочьи. Этими туземцами был разрушен на западном рукаве нижней Колымы древнейший казачий поселок Похотск. История падения Похотска сохранилась в виде эпического предания. Некоторые детали ее напоминают рассказы центральных эскимосов Северной Америки и относятся к эпохе раньше появления русских. Прочие поселения русских также были разграблены и сожжены какими-то „чукчами”, о которых говорится, что они приплыли в кожаных лодках, хотя в настоящее время ближайшие селения приморских чукоч находятся за 500 километров к востоку от указанных мест.
Чукотские предания называют это неведомое племя не чукчами, а Саасеn (саасен), от названия реки Сааn или Cawan („Чаун” на картах), по берегам которой они жили. Это племя, однако, тесно связано с чукчами, хотя Caacet говорили на особом языке. Мне указывали несколько древних погребений на обеих сторонах устья Колымы, заполненных кучами оленьих рогов, принесенных в жертву умершим. Чукчи говорили, что эти погребения принадлежат Caacet. Они доказывали, что погребения не могли принадлежать их собственному племени, потому что среди рогов убитых оленей находились сброшенные рога, между тем как чукчи приносят в жертву только рога убитых оленей. Некоторые рога были так древны, что даже крошились между пальцами, а самые кучи были очень велики, что свидетельствовало о длинном ряде лет, в течение которых происходило их накопление. Некоторые чукчи, с которыми мне приходилось встречаться, заявляли о своем происхождении от отдельных предков из племени Caacet. То же самое утверждал чукча Камакай на мысе Эрри в разговоре с Врангелем [F. Wrangell, Narrative of an Expedition to the Polar Sea… London 1840, p. 338].
Обрусевшие туземцы [Обрусевшими туземцами Колымы являются преимущественно юкагиры, имеющие большую примесь русской крови, а также часть якутов и чуванцев. Обрусевшие туземцы Анадыря состоят из юкагирских и чуванских элементов с некоторой примесью коряков и русских] по Колыме рассказывают еще о другом вымершем племени, которое они называют Шелаги и от имени которого производится название Шелагского мыса (мыс Эрри) на Ледовитом океане. „Шелаги” были примор-ским народом и жили где-то на берегу Ледовитого океана. Предполагают, что им принадлежали остатки жилищ на Медвежьих островах, вблизи устья Колымы. Их часто смешивали с Caacet, хотя нет никаких сведений о взаимном отношении двух указанных племен. Туземцы предполагают, что оба племени эмигрировали на восток. Об этом упоминает также Врангель [F. Wrangell, Narrative of an Expedition to the Polar Sea… London 1840, p. 338].
Майдель, без видимых оснований, отрицает существование того и другого племени. Он упоминает, однако, почти на той же самой странице, что Петр Мангол, один из его чукотских проводников, утверждал, что в прежние времена на мысе Эрри жили приморские чукчи, которые говорили на языке, отличном от языка современных обитателей [Г. Л. Майдель, Путешествие по северо-восточной части Якутской области. Приложение к LXXIV тому «Записок Академии Наук», т. I, стр. 331].
Затем он упоминает об охотнике Иване Вилигине, который жил в последней четверти XVIII столетия. Этот охотник утверждал, что он знал одного старого человека по имени Корай, который считал себя принадлежащим к племени шелагов. Он жил на морском берегу, в 200 километрах от устья Колымы. Майдель считал весь этот рассказ недоразумением.
Туземцы, однако, рассказывают, что на морском берегу к западу от острова Ajo (прим. В.Н. – на современных картах о. Айон) еще существуют развалины, подобные тем, которые находятся на Медвежьих островах, а это подтверждает слова Вилигина. Название Caacet в его русифицированном виде будет „чаванцы” или „чаунцы”, так что оно почти тождественно со словом „чуванцы“. Это племя, в настоящее время почти исчезнувшее, в прежние времена жило где-то между юкагирами и чукчами. Оно занималось оленеводством и, вероятно, было посредствующим звеном между двумя указанными племенами. Остатки оленных чуванцев в настоящее время ассимилировались с коряками и говорят по-коряцки, а чуванцы-рыболовы совершенно обрусели. Несколько слов чуванского языка, приведенных в интересной книге Дьячкова [А.Е. Дьячков, Анадырский край. «Записки общества изучения Амурского края», т. II, 1893, стр. 101] являются юкагирскими словами. Дьячков был школьным учителем селения Маркова, на среднем течении Анадыря, и сам себя считал чуванцем. На тундре, к западу от Колымы, еще существуют два или три рода юкагиров, которые смешались с тунгусами и в ограниченных размерах занимаются оленеводством.
Старые архивные документы Нижне-Колымска, датированные 1770 годом, упоминают «юкагир Ходинского чуванского рода» [Доктор Кибер, один из спутников Врангеля, говорит, что «чуванцы — юкагирского племени. Языки их весьма схожи. Я знал одного чуванца, который без предварительного знакомства с юкагирами мог легко сообщаться с ними. Одежда чуванцев внутри страны подобна чукотской»]. В настоящее время единственный существующий чуванский род называется Ходынским [В отписке Семена Дежнева якутскому воеводе от половины XVII века упоминается еще одно чуванское племя или род: Анаулы]
Своим теперешним соседям чукчи дают следующие названия: Tanŋьtan (танн’ытан – прим. В.Н.) (множ. число Tanŋьt (танн’ыт – прим. В.Н.) относится к корякам), Melgы-tanŋьtan (Мелгы-танн’ытан)— огнивный tanŋbtan — относится к русским. То же самое название дано русским коряками. Первоначальное произношение, вероятно, было: Melgь-t-tanŋьtan (мелгытанн’ытан – прим В.Н.), т. е. tanŋьtan с огнивным луком. Огнивный лук — кремневое ружье. Корень melg без прибавления -t- означает огниво. В настоящее время, очевидно, вследствие неправильного произношения возник рассказ об огнивном сверле, которое было оставлено на покинутом стойбище и превратилось в русского.
Atal-tanŋьtan (атал-танн’ыт – прим. В.Н.) —чуванец. Atal, etel (две формы одного и того же корня, которые заменяют друг друга согласно правилам гармонии гласных, существующим в чукотском языке) — теперешнее самоназвание чуванцев. Крашенинников принимает его в качестве названия, которое коряки дают юкагирам, что вполне сходится с данными, которые уже были приведены относительно чуванцев [Юкагиры сами себя называют odul—.человек”. В чукотско-коряикой огласовке получится: atal].
В противоположность всем прочим Tanŋьt, чукчи часто называют коряков Lьe-tanŋьt (лыге-танн’ыт – прим. В.Н.) — „настоящие tanŋьt”, быть может, соответственно тому, что сами себя они называют „настоящие люди”. Murdoch говорит, что эскимосы мыса Barrow (американская берег) употребляют слово tanning или tangin как название для русских или для проходящих мимо кораблей [J. Murdoch, Ethnological Results of the Point Fanow Expedition. Wach. 1892, p. 53.]. Жители Тихоокеанского побережья называют русских также russьlьt (русилъыт).
Американских китоловов чукчи называют Lelutvьlьt (лэлутвылъыт – прим. (В.Н.). Lelu (лэлу – прим. (В.Н.)—усы, борода, ∂ttwet (‘ытвэт – прим. В.Н.)— лодка, судно, так что Lelutvьlьt буквально значит «усатолодочные». Неизвестно, почему лодка ассоциируется с усами. Очевидно, растительность на лице и китоловные суда кажутся наиболее характерными признаками американцев. Русских тоже чукчи называют иногда Lelu-remkьn (лэлу-рэмкын – прим. В.Н.) — «бородатый народ», отсюда lalo-remka (лало-рамка – прим. В.Н.) у азиатских эскимосов.
Для американцев существует еще название Pnakvlьt (Пынаквылъыт – прим. В.Н.) — „продавцы подпилков” (от слова pnakvьn (пнаквын – прим. (В.Н.)— подпилок, буквально: точильный камень), а иногда их называют, как и русских, Tanŋьt (танн’ыт (В.Н.). Восточная ветвь приморских коряков, живущая на Тихоокеанском берегу, от мыса Ананнон до мыса Барыкова, называется Kerek. Происхождение этого названия трудно установить. Едва ли оно имеет что-либо общее со словом «коряк», созданным казаками из слова qorakь (к’орак – прим. (В.Н.), которое на юго-восточном корякском наречии значит «состоящий при оленях».
Ламуты и тунгусы называются qaa-ramkьt (к’аа-рамкыт – прим. В.Н.), что значит «оленное племя». Более точно ламуты называются qor-emte-qaa ramkьt (к’ор-эмтэ-к’аа-рамкыт – прим. В.Н.)— „оленное племя, ездящее верхом на оленях”, а тунгусы тундры к западу от Колымы вместе с оленными юкагирами называются orwu-qaa-ramkьt (орвы-к’аа-рамкыт) — „санно-оленное племя”, так как они ездят на санях. Юкагиры не имеют специального названия. Их называют veemьlьt (веемылъыт – прим. В.Н.) —„речной народ”, так же как называют северных русских, потому что те и другие являются рыболовами и живут по рекам или вблизи от них.
Эскимосы мыса Чаплина и ближайшего прибрежья называются Ajwanat (айванат – прим. В.Н.) (ед. число Ajwan). Это название дается также всякому приморскому чукче, который не имеет ни одной оленьей самки. Многие приморские чукчи имеют по несколько оленьих самок в стадах своих друзей. С другой стороны, не только на Тихоокеанском берегу, в непосредственном соседстве с эскимосами, но даже у чаунских оленных племен ajwan cьmcekin означает „приморская родня” (слово cьmcekin значит „родственник” – прим. В.Н. дословно ближний) [Приморские чукчи и азиатские эскимосы называют айванами также жителей острова Лаврентия, потому что последние сравнительно беднее оленьими шкурами и прочими продуктами оленеводства и могут получать их только от туземцев азиатского берегa]. Азиатские эскимосы называют себя Juьt/юит (множ. число от juk — человек), так же как американские эскимосы называют свое племя Inuit/инуит (множ. число от inuk или inung — человек).
Жители эскимосского селения Nuukan/Нуукан (прим. В.Н. – в 50-х гг XX в. жителей селения Наукан расселили по селениям Чукотки) на Восточном мысе, язык которых значительно отличается от языка чаплинских эскимосов, называются просто- Nuukalьt/Нуукалъыт или, в насмешку, Peekit/Пеекит [Восточный мыс по-чукотски—Реек. Происхождение этого имени не установлено. Чукчи производят его от чукотского корня реек/пеек, полная форма n peeqin/пеек’ин—„завистливый”, но, вероятна, это созвучие случайно. Мыс Rowtьn/Ровтын на Ледовитом океане называется также Peeki-ŋej/Пееки-н’ей—.Гора Пеек] Жители с. Wuteen/Вутэн, последнего эскимосского селения на мысе Улахпен, к северо-западу от бухты Пловер, также отличающиеся по языку от жителей мыса Чаплина, называются, подобным же образом, Wuteelьt/Вутэлъыт. По мнению Гондатти, Nuukalьt и Wuteelьt не понимают языка, которым говорят на мысе Чаплина, и в разговоре с чаплинскими эскимосами должны употреблять чукотский язык. Богданович говорит о чрезвычайном смешении народов на берегу Чукотского полуострова [К. И. Богданович, Очерки Чукотского полуострова. СПБ. 1901. стр. 66]. Однако, при сравнительном анализе всех трех наречий, можно видеть, что диалектические различия их не так велики, как предполагает Гондатти. Можно легко убедиться, что представители всех трех племен сообщаются между собой без особых затруднений, каждый пользуясь своим собственным языком.
Разумеется, зная чукотский язык, они могут и на нем объясняться между собой. Во всяком случае, нет основания считать жителей этих двух селений представителями какого-то неизвестного племени, как это предполагает Гондатти.
Язык Nuukalьt/Нуукалъыт является посредствующим между языком Ajwanat/Айванат и языком туземцев Диомедовых островов. Последний, в свою очередь, родственен языку аляскинских эскимосов.
Относительно Wuteelьt/Вутэлъыт дело обстоит сложнее,— они живут далее на юг. Кроме того, они такие страстные и отважные мореплаватели, что легко могли прибыть откуда-нибудь с противоположного берега.
Жителей острова Лаврентия чукчи называют Eiguelьt/Эйгуелъыт, а самый остров — Eiguen/Эйгуен. Их язык совершенно одинаков с языком азиатских Ajwanat. Очевидно, они являются переселенцами с ближайшего берега, вероятно, с мыса Чаплина. Предания явно указывают на этот путь, а переселение с материка довольно значительно даже в настоящее время, тогда как семьи первых переселенцев постепенно вымирают. Разумеется, некоторое американское влияние дает себя чувствовать на острове с древних времен.
Категорическое утверждение Гондатти, что азиатские эскимосы пришли с острова Лаврентия, кажется мне в высшей степени невероятным, хотя я сам также убежден, что азиатские эскимосы не являются аборигенами на Тихоокеанском берегу. Пришли ли они с берегов Ледовитого океана из Азии или из Америки, это другой вопрос; но, во всяком случае, они эмигрировали с севера на юг, и остров Лаврентия является последней границей их расселения. W. Н. Dall приводит рассказ туземца бухты Пловер, по имени Nokum, который говорил, что эскимосы пришли в Азию в древнее время с островов, находящихся на северо-востоке (Диомедовы), и оленные люди разрешили им поселиться на бесплодном скалистом берегу [Dall, Alaska and its Resources, 1, p. 375]. Жителей Диомедовых островов чукчи называют Jьkьrgaulьt/Йыкыргаулъыт—„ротастые” (В.Н. – С дырявыми ртами), от слова jьkьrgьn/йыкыргын— „рот“. Поводом для такого названия послужили губные украшения, которые они носили в прежнее время. Американский материк называется Кььmьn/Кымын. Обитатели его называются Кььmьlьt/Кыыьылъыт [От азиатско-эскимосского Kixmi, «обитатель селения Kigi». Селение Kigi находится на Американском берегу, на мысе принца Валлийского, напротив Восточного мыса в Азии. Мыс принца Валлийского также называется у азиатских эскимосов Kigi. На собственном диалекте жители, поселка и мыса Kigi называют сами себя Kinugmiut], атакже Jьkьrgaulьt/Йыкыргаулъыт (В.Н. – С дырявыми ртами), или Rocgьlьt/Росгылъыт («народ противоположного берега»).
Остается открытым вопрос, были ли какие-нибудь эскимосские селения на берегу Ледовитого океана в прежние времена. В настоящее время их там не существует, исключая Nookan/Нуукан (расформированное в 50-х гг XX в с. Наукан); но среди жителей Uwelen/Увелен (В.Н. – в настоящее время с. Уэлен, Чукотский АО), ближайшего селения на запад, имеется несколько эскимосов. Старые путешественники, например, Литке и Врангель, упоминают несколько племенных названий, по предпо-ложению, эскимосских. Например, Onkilon/Онкилон и Namollo/Номолло; но первое совпадает с чукотским Aŋqalьn/Ан’к’алъын, а слово Namollo/Номолло напоминает коряцкое название приморских, жителей nьmьlu/нымылу, которое в чукотском языке употребляется в форме nьmьlьt/нымылъыт, от слова nьmnьm/нымным—жилье.
Врангель, а также следующий по его стопам Норденшельд упоминают об эскимосском племени, которое около двухсот лет тому назад занимало весь берег Ледовитого океана, от мыса Шелагского (Эрри) до Берингова пролива, и было оттеснено чукчами. Они базируются в качестве главного своего аргумента на различии между современными надземными чукотскими жилищами и остатками старых землянок, находимых в разных местах побережья. В действительности же это различие не говорит ни о чем другом, как только о том, что с возрастанием оленеводства подземные жилища, как неудобные и требующие большого расхода жира, были постепенно заменены как у эскимосов, так и у чукоч другим типом домов, вероятно, также древним, не более похожим на палатки оленеводов, со спальной комнатой внутри, сделанной из шкур.
Тихоокеанские эскимосы медленнее совершали эту замену, так как у них нет оленей. В настоящее время на всем западном берегу Берингова пролива имеется только пять населенных подземных жилищ; одно в Uwelen’e и четыре в Nookan’e. Врангелю, который приближался к северным берегам с Колымской стороны, шатры оленеводов показались типичным чукотским жилищем, существенно отличным от землянки. Различие это тем рельефнее, что жители берегов Кулючинской бухты перешли от морских промыслов к оленеводству.
Возможно, что на берегу Ледовитого океана в прежнее время жило больше эскимосов, которые мало-помалу ассимилировались чукчами. Так, некоторые названия чукотских селений на берегах Ледовитого и Тихого океанов звучат по-эскимосски (применительно к айванскому наречию) и могут быть объяснены из эскимосского языка. Для примера можно сравнить названия следующих селений:
НА БЕРЕГУ ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА:
| Чукотские названия | Айванские названия |
|---|---|
| Nesq∂n/Кэн’иск’ын | Naskok («голова») |
| Kuluci/Кулуси | Kuluslk («старая ледяная гора») |
| Iq∂lurun/Ик’ылурун | lqaluwgak (рыба из вида «вахня» Gadus vachna) |
НА ТИХООКЕАНСКОМ БЕРЕГУ:
| Чукотские названия | Айванские названия |
|---|---|
| Nigcьеn | Nьxcьrak («имеющий тюленей») |
| Nunamun | Nunamo («конец суши») |
| Cewьn | Savik (,нож‘) |
| Cecin | Tesik |
| Meciwmьti | Mesik |
Что касается приведенной Врангелем легенды относительно эскимосского начальника Krachoj, в которой повествуется о том, что Krachoj переплыл через море на острова, то я могу сказать, что также слышал эту легенду среди чукоч; но она мифична по своему характеру и находится в связи с другими рассказами об исчезнувших племенах, подобно таким же рассказам эскимосов. Верно, однако, что северные чукчи убеждены в том, что в какой-то северной стране, не очень далеко от Азиатского материка, живет племя людей, происшедшее от этих древних переселенцев. Говорят, что эту страну видели люди, унесенные на байдаре в открытое море. Очевидно, эти рассказы имеют в виду о. Врангеля, и я слышал от жителей того же самого селения Kuluci, которое упоминает Врангель, рассказ, повидимому, еще более свежего происхождения, в котором говорилось, что несколько лет тому назад две лодки селения были унесены ветром в эту страну через море. Унесенные нашли дома, украли часть провизии из подземных мясных погребов и скрылись незамеченными. Вcе эти подробности описывались так живо, что, если бы я не знал наверное, что о. Врангеля необитаем, я тут же поверил бы рассказу.
Убеждение, что неизвестные племена еще живут в каких-нибудь отдаленных частях страны, существует в различных местах северо-восточной Азии. Кроме рассказа Krachoj, существует еще чукотский рассказ о Vaiŋe-qaa-ramkьt/ Вайн’ы-к’аа-рамкын — „сумеречных ламутах”. В этом рассказе говорится, что ламуты также переселились за море, но, снедаемые тоской по родине, часто приплывают обратно, и их можно видеть в сумерки при последних коротких лучах заходящего солнца. Они совершенно безвредны и лишь иногда крадут пищу для себя из складочных мест. Время от времени чукчам выпадает случай убить одного из них, и тогда можно видеть, что убитый весьма похож на обычного человека только ноги у него большие и между пальцами перепонки.
Чукчи мало поддаются ассимиляции; если они входят в сношение с другими племенами, то не усваивают их языка, а вынуждают их учиться чукотскому языку. Основная причина этого та, что чукчи — самые богатые оленеводы в стране и прочие племена зависимы от них в отношении средств жизни. Поэтому соседи чукоч вынуждены изыскивать способы легкого сообщения с ними. Приморские чукчи, непосредственные соседи эскимосов, плохо знают их язык, между тем как все эскимосские мужчины и большинство женщин говорят по-чукотски так же свободно, как на своем собственном языке.
Равным образом чукотские семьи, живущие на Анадыре, недалеко от обрусевшего селения Маркова, не знают русского языка, между тем как все мужчины в Маркове свободно говорят по-чукотски.
Чукчи настолько независимы от чуждых влияний, что предпочитают создавать свои собственные слова для новых предметов, приходящих к ним из цивилизованного мира, не желая усваивать чужестранные названия. Так, они создали следующие слова: горчица – cьmjcьm/сымьясым (гореч), мука – pin’-wurrьn/пин’выррын – (подобно порошку), хлеб – pin-tekicgьn/пин’-тэкисгын (порошок-мясо), водка – ∂q- imьl/эк’-имыл (дурная вода), железный напильник – pьlwьnьt-pьnakwьn/пылвынты-рынаквын (металл-точильный камень), чайник – pilgь-kuk/пилгы-кук (горло-котел)
