Северная триада: охота, оленеводство и рыболовство.
Основу системы жизнедеятельности эвенов составляют традиционные виды хозяйственной деятельности – охота и оленеводство, которые обусловили формирование особого, кочевого уклада жизни и самобытной этнической специфики (Фото №1). Вспомогательное значение в хозяйственном комплексе имели рыболовство и собирательство.
Охота
![Фото №2. Охотники-ламуты. Конец XIX в. (Из коллекции Музея археологии и этнографии, Кунсткамера) [Из Кн. «История Якутии», том 1, 2020, С. 416]](https://arctic-megapedia.com/wp-content/uploads/2023/04/chozhyaistva-2.jpg){kind=link}
![Фото №3.Сумочка для пуль и дроби. 1950-е гг. Охотские эвены [Оленные люди, 2013. С. 16]](https://arctic-megapedia.com/wp-content/uploads/2023/04/chozhyaistva-3.jpg){kind=link}
![Фото №4. Пороховница. Кон. XIX в. Охотские эвены [Оленные люди, 2013. С. 16]](https://arctic-megapedia.com/wp-content/uploads/2023/04/chozhyaistva-4.jpg){kind=link}
Основным занятием и важнейшим источником жизнеобеспечения эвенов была охота. «Охотничий» менталитет и оленеводческое хозяйство, приспособленное к северному ландшафту с различными природно-экологическими нишами (тайга, лесотундра, тундра, приморская зона) способствовали постоянному передвижению. Необходимо отметить, что охота как присваивающая форма хозяйства предшествовала производящей форме – оленеводству. Способы и объекты охоты, орудия промысла у эвенов во многом сходны с эвенкийскими. Тунгусский тип охоты реконструируется в неолитических погребениях в Прибайкалье (VII-IV тысячелетия до н.э.). В неолитическое время появляются и получают развитие такие характерные элементы тунгусской охотничьей культуры как М – образный лук, широкие гнутые скользящие лыжи, кафтан с нагрудником [Василевич, 1958, с. 125].
До появления огнестрельного оружия, эвены охотились в основном луками со стрелами. Общим холодным оружием служили нож hиркан, копье гид и пальма уткэн. Охотник всегда носил с собой нож в ножнах, привязывали его или к правому бедру (западнее Лены), или к поясу (восточнее Лены). Традиция привязывания ножа к правому бедру была отмечена у населения Прибайкалья в глазковский период энеолита (Ленковский могильник). Из современных народов эта традиция отмечена у некоторых обских угров, энцев, нганасанов. Такой способ ношения отмечен также в сказании эвенков Якутии [Василевич Г.М., 2014, с.66].
У эвенов были распространены и такие орудия охоты как самострелы и ловушки различного типа, которые использовали при охоте на пушных зверьков. Для добычи соболя использовали беркан, горностая промышляли черканом, плашками, пастями – лису, песца, медведя, соболя, зайца. Весной использовали пасти. Пассивные способы охоты применялись в том числе и под влиянием русских промышленников [Сирина, 2012, с.217]. Но эвены в большинстве практиковали активный промысел зверя, для них была традиционна охота с собакой.
Основным огнестрельным оружием являлось кремневое ружье, чаще всего якутской работы (Фото №2). С конца XIX в. в обиход стали входить русские берданки и американские винчестеры, которые часто переделывали в кремневки из-за дороговизны пистонов.
При охоте с ружьем также необходимой принадлежностью была «натруска» (натрускэ) – ремень, надеваемый через плечо, с сумочками для пуль и других предметов и деревянной круглой коробочкой для пороха или из рога (Фото №3, №4).
Зимним снаряжением охотника были лыжи-голицы кайсар для наста (ступательные, необшитые), скользящие, выгнутые и подшитые лыжи-мэрингтэ для снега с палкой и охотничья нарта для больших расстояний. Неотъемлемым элементом охоты весеннего периода были снеговые очки, сделанные из кожи или дерева и имеющие узкие прорези. Они также бытовали у чукчей, азиатских эскимосов и прочих племен Северо-Востока Азии. У ламутов иногда встречались снеговые очки из тонкой полоски серебра, выкованные из серебряных монет [Богораз В.Г., 1991, с.192].
У эвенов охота на копытных животных, а с XVII – XVIII вв. на пушных животных занимала ведущее место в жизнеобеспечении. Во всех тунгусских преданиях упоминается коллективная и индивидуальная охота на лосей и диких оленей [Гоголев, 2004, с. 37]. Она служила одним из основных источников добывания дополнительных ресурсов мясного питания, получения материалов на сезонную одежду и мягкую хозяйственную утварь. Меха добытого пушного зверя шли на обмен, на выполнение ясачной повинности, на продажу с целью получения промышленных и продовольственных товаров.
Занятию охотой эвены (ламуты) посвящали большую часть года и прерывали его в весенний и летний сезоны, на период линьки зверей, рождения и роста детенышей у диких животных. Не охотились на водоплавающих птиц в периоды весенних и осенних перелетов. Главными объектами охоты считались дикий северный олень бэюн (общетунгусское название), восточносибирский лось – токи, горный (снежный) баран – уйамкан, косуля, горный сурок (тарбаган) – чамак.
Еще до введения царским правительством ясачной повинности в XVII в. северные тунгусы промышляли отдельных пушных зверей: соболя – хэгэп, горных сурков – чамак, меха которых очень высоко ценили и использовали в виде товарного обмена с соседними племенами. Однако соболь вследствие интенсивной охоты был истреблен уже в XVIII в. и приемы охоты на него были утрачены. В последующие столетия вместо соболя стали промышлять другие виды пушных зверей: белку, красную и черно-бурую лисицу, горностая, росомаху.
Из птиц добывали каменного глухаря, белую куропатку, рябчика, гуся, утку. Эвены тундры весной и осенью добывали линных и перелётных птиц. По религиозным воззрениям запрещалось охотиться на орла, лебедя, стерха, гагару, ворону, которые являлись тотемными птицами многих родов [Попова У.Г., Архив СВКНИИ ДВО РАН, 1969, л. 265].
Охота на дикого северного оленя у эвенов имеет давнюю историю. На них охотились эпизодически в течение всего года.
Так, в отличие от юкагиров, которые устраивали поколки диких оленей на воде во время их миграций, эвены предпочитали охотиться индивидуально или группами из двух-трех человек на суше. Из-за разных способов охоты эвенов и «поречан» – юкагиров и русских в низовьях Анюя – на Алазее происходили конфликты, о которых упоминали Г. Майдель и В.Г. Богораз [Сирина, 2012, с.211]. В октябре-начале ноября, во время гона, и весной, в мае, в полосе лесотундры охотились на «жиловых» оленей со специально обученным домашним оленем-манщиком ондад.
Другим древнейшим объектом промысла был лось. Важную роль лося для выживания таежного населения Северной Евразии с конца неолита до эпохи раннего железа подтверждает археология, это отразилось и на видовом составе наскальных зооморфных изображений [Вртанесян, 2014, с. 56-67].
Ареалы обитания этого животного находятся преимущественно в таёжных регионах Сибири. Ранней весной его добывали гоном на лыжах, летом скрадывали с лодки, осенью скрадывали или выслеживали с собакой. Из добытого лося заготавливали впрок сушеное мясо и внутренний жир [Сирина А.А., 2012, с. 213].
Охота на горного барана велась круглогодично за исключением периода гона – с начала ноября до середины декабря. Шкура барана особо ценится для пошива охотничьего комплекта одежды, одеяла, так как она по сравнению с оленьей отличается большей теплостойкостью и не замерзает даже при – 60° мороза (Фото №6).
Существовало немало охотничьих обрядов и ритуалов по отношению к добытым зверям. Так, например, охотник, убив лося или дикого оленя, обязательно обращался к нему с заклинанием-примирением. Главными считались ритуал снятия шкуры и разделка туши лося или дикого оленя с применением ряда предосторожностей (при разделке туши старались не проливать кровь на землю), а также обряд захоронения черепа и трубчатых костей на специально изготовленном для этой цели помосте – гули. В тундре, где помост сделать невозможно, кости оставляли на высоком месте и обкладывали камнями [Николаев, 1964, с. 168]. Несомненно, сложные охотничьи обряды по отношению к промысловому зверю проделывались не бескорыстно, их цель – обеспечение удачной охоты, предотвращение исчезновения зверя, воскрешение животных.
Эвенами также проводились обряды по отношению к пушным зверям, хотя они и значительно меньше. Так, у тюгясирских эвенов лисицу пред тем как внести в помещение, голову завязывали платком, чтобы она не видела огня. В рот клали кусочек жира, при этом говорили: «Сестра, сестра и впредь к нам приходи, наша угэх (кладовка) всегда полна такой пищи». После того, как снимали шкуру, тушку лисы вешали на дерево [Рукописный фонд ЯНЦ СО РАН, № 289, л. 27].
Своеобразное место в охоте занимал бурый медведь в связи с древнейшим тотемическим культом. Поэтому охота на медведя, свежевание и приготовление блюд из медвежьего мяса, коллективное ритуальное поедание строго регулировалась особыми древними правилами, обрядами с магическими формулами, бытовыми табу и т.д. Эвены, как и эвенки, охотились на медведя в определенное время года – поздней осенью, при выпадении первого снега, и в конце зимы, когда снег не начинал еще таять. Случайная находка медвежьей берлоги в эти периоды почитались за счастье, тем более, что к зиме мясо медведя было жирным и вкусным, а к весне при окончании запасов продуктов оно приходилось весьма кстати. Запрещалось убивать медведя поздней весной, во время рождения медвежат и летом, во время гона. В этот период старались всячески избежать встреч с медведем [Попова, 1967, с. 175; 179]. Необходимо отметить, что медведь никогда не являлся основным или важнейшим объектом охоты эвенов. И.Д. Черский, участник академической экспедиции 1891-1892 гг., уделивший значительное внимание вопросу о пище колымчан, отметил своеобразное отношение к медведю: «…якуты и даже юкагиры и ламуты здешней низменности боятся и редко убивают, а горные «каменные» ламуты, хотя изредка уничтожают это животное, стараются убедить его, что всё это делается ими как бы случайно: приготовленное из него жаркое съедается будто по незнании» [Черский И.Д., 1893, c. 15 – 16].
Большой интерес представляет древний обычай коллективного поедания мяса убитого медведя с особым ритуалом угощения – уркачак (медвежий праздник у эвенов). Медвежий праздник, устраиваемый в честь магического родственника медведя, был праздником только мужчин, охотников [Там же, с. 180]. Краткое участие в пиршестве женщин (когда старейшая рода кормит духа огня кусочком медвежьего мяса), а также запреты, распространившиеся на них при проведении медвежьего праздника, очевидно, были связаны с тем, что женщина считалась медведю более близкой родственницей, чем мужчина. В.Г. Богораз-Тан приводит ценные факты из фольклора колымских эвенов, свидетельствующие о том, что они верили в свое родство с медведем, считая его младшим братом матери [Богораз, 1900; Попова, 1967, с. 179]. О вере в родство медведя с человеком видимо свидетельствует обращение к медведю у эвенов в уважительно-почтительной форме амика, этикэн, абага; атикан.
Продукция охотничьего промысла делилась между всеми, а продукция пушного промысла была индивидуальной. Дележ добычи – древний общетунгусский обычай нимат – связан с первобытным способом распределения. Понятие нимат в разных вариантах зафиксировано у всех групп эвенов, эвенков, а также негидальцев и других тунгусо-маньчжурских народов [См. подробно: Сирина А.А., 2012, с.318]. Встречается также якутский термин джымат-ньимат, который по заключению языковедов, заимствован из тунгусского языка. Данный обычай в охотничье-оленеводческой культуре эвенов изначально был связан с охотой на крупнокопытных животных. Он заключался в том, что охотник, убивший какое-нибудь мясное животное, обязан был распределить его не только своим родственникам, но и соседям по стойбищу: «Ламут, упромысливший что-нибудь, хотя бы дикого оленя, целиком все отдает другим… А другой отдаривает, как хочет, а то и ничего не дает» [Худяков, 1969, с.102].
Обычай нимат в прошлом пронизывал все сферы жизни: имеет объяснение и с точки зрения экономики, в частности, обычаев распределения, и с точки зрения социальной жизни, как механизм установления дружеских и, при благоприятных обстоятельствах, родственных связей по поводу обмена. Он также был глубоко укоренен в сознании охотника, верившего, что охотничья удача во многом зависит от благосклонности духов-хозяев. Обычай дележа имеет также и этическую, и эмоциональную подоплеку [см. подробно: Сирина, 2012, с. 306-335].
Итак, охота как традиционный вид хозяйственной деятельности предопределила постоянные перекочевки. В малооленных хозяйствах маршрут и протяженность кочевок были обусловлены потребностями главной отрасли – охоты. Как отметила Сирина А.А.: «Одна общая черта характерна для «традиционного» хозяйства большинства эвенков и эвенов – стремление найти места для жизни, где можно охотиться [Сирина, 2012, с.210].
Оленеводство
В освоении тунгусами труднодоступных горно-таёжных пространств с экстремальными климатическими условиями, безусловно, значительная роль принадлежит оленю, который выбирает Путь/Дорогу для кочевника. По мнению исследователей, заметное передвижение тунгусов произошло на оленеводческой стадии (конец I – начало II тыс. н.э.). Как пишет А.Н. Алексеев: «Вероятно, именно в это время на писанице Укаан на Алдане появился единственный в Якутии рисунок с оленеводческой тематикой – антропоморфная фигура, восседавшая верхом на олене» [Алексеев, 1996, с. 43]. Якуты в XIII в. столкнулись на Лене уже с оленными тунгусами. Если оленные группы расселились по бассейну Средней Лены задолго до прихода русских в Сибирь, то на Оленек и в бассейны всех трех Тунгусок оленеводы проникли незадолго до прихода русских.
В природно-климатических условиях северного ландшафта комплексный способ хозяйствования – сочетание охоты, рыболовства и транспортного оленеводства оказался наиболее прогрессивным и эффективным. Обладание оленным транспортом позволило стать намного мобильнее, по мере необходимости своевременно менять места пастбища, переходить от одних охотничьих угодий к другим, от охоты к рыболовству и наоборот [Карлов 2014, с.28]. Здесь оленеводство было подчинено охоте, но в то же время обслуживало ее. Как отметил А. В. Головнёв, люди и олени образовали кочевое сообщество с единым ритмом и особым нравом [Головнёв, 2009, с. 340]. Путевая стратегия северного кочевника и оленя, а также миграции диких животных составляли единый природный и жизненный ритм, в силу чего жизнь тунгуса получило название «жизнью в движении». В настоящее время оленеводство остается центральной матрицей традиционного жизненного мира эвенов Якутии и объединяющим символом всех локальных групп (Фото №7).
Обширная территория Севера Якутии в географическом отношении делится на тундренную, таежно-тундренную, горно-таежную и таежную зоны. В соответствии с природно-климатическими и ландшафтными зонами у народов, населяющих ее, можно выделить два типа оленеводства – тундренный и таежный.
Исторически для эвенов Якутии было характерно оленеводство таежного типа (Фото №9). Тундренный тип в настоящее время наблюдается у эвенов Аллаиховского, Усть-Янского, Нижнеколымского и Булунского районов. Г.М. Василевич выделила два подтипа в тунгусском оленеводстве и условно назвала их эвенкийским (западный) и орочонским (восточный). По мнению Г.М. Василевич, транспортное оленеводство эвенов относится к «орочонскому» типу [Василевич Г.М., 2014, с.78-80; с. 272].
Отличительной особенностью эвенского оленеводства от корякско-чукотского являлся выпас оленей небольшими стадами. Крупное стадо в таежных условиях пасти трудно, поэтому многооленные хозяйства разбивали его на несколько табунов (как правило, от 500 до 1 тыс. голов), каждый из которых выпасался отдельно. Для совместной пастьбы и ухода за животными объединялись несколько родственных или соседских хозяйств [История и культура эвенов, 1997, С.65].
Как было отмечено, изначально олень использовался в качестве вьючно-верхового животного. Способы и средства передвижения тунгусов были приспособлены к постоянным перекочевкам в течение всего года. Что касается упряжного вида транспорта, то по историческим данным он получил распространение среди эвенов с середины XIX в.
Традиционное снаряжение оленевода состоит из пояса калба, на котором носят нож hиркан в деревянных или кожаных ножнах, карабина или гладкоствольного ружья, патронташа, посоха нимками.
Непременной принадлежностью каждого оленевода является аркан (маут) из оленьей шкуры (Фото №11). Обычно аркан, новый или уже бывший в употреблении, вручается мальчику в возрасте 10-12 лет как символ приобщения к профессии оленевода [История и культура эвенов, 1997, С. 68].
Промыслово-оленеводческая деятельность требовала постоянных перемещений в поисках лучших угодий. И сегодня за год семья оленевода совершает от 10 до 14 переездов к местам лучших ягельных пастбищ, преодолевая расстояние до 1200 км. Пастухи караулят оленей круглосуточно, только в период гона отпускают их на вольный выпас. Но и в это время местонахождение стада контролируется [Оленные люди…, 2013, С.4].
Таким образом, вся жизнь кочевых эвенов связана с оленем-орон: он служил источником пищи, материалом для изготовления одежды и жилища, транспортом, и наконец, от него зависело благополучие всего народа. Важность оленя нашла отражение и в духовной жизни северных тунгусов.
В религиозно-мифологических представлениях Олень выступает как первопредок, верховное божество, с которым связана вся жизнь рода и отдельного человека, и наконец, как центр мироздания. В мифологии эвенов имеется удивительный персонаж – «летающий олень». Он встречается как помощник и покровитель главного героя и в волшебных сказках и эпических произведениях. Образ «летающего оленя» присутствует и в фольклоре эвенков [Петров, 1998, с. 51].
Олени белой и пестрой масти у эвенов, как и у других народов сибирской тайги ассоциировались с солнцем [Василевич, 1957, с. 180]. Каждый кочевник имел своего священного оленя (hэвэк – эв.), душа которого была сверхъестественным образом связана с душой человека, и оберегал его на всем жизненном пути. Олень – hэвэк/кудьай – считается покровителем человека, хранителем семьи, рода и оленьего стада (Фото №13).
Домашний олень также выступал главным жертвенным животным в ритуальных обрядах жизненного цикла – свадебном, похоронном и др. Так, у эвенов распространен обычай использования оленя и элементы вьючно-верхового транспорта в погребальных обрядах как средство передвижения в потусторонний мир, для того, чтобы душа оленя стала проводником для души умершего человека. В данном обряде, как мы видим, также проявляется транспортная ориентация оленеводства тунгусов.
Рыболовство
У большинства групп эвенов Якутии рыболовство имело подсобное значение. Не меньшее значение рыболовство имело в хозяйстве тех локальных групп эвенов, которые выходили для ловли проходной рыбы лососевых пород с таёжных предгорий и гор континентальной части Сибири на побережье Охотского моря, на крупные нерестовые реки и озерные районы. Кочевые эвены таежной зоны занимались сезонным рыбным промыслом попутно в горных речках и озерах. В это время рыба составляла для них некоторую дополнительную пищу к основному мясному рациону.
Основными орудиями лова рыбы у эвенов были традиционные общетунгусские крючковые снасти: удочка и марик, которыми ловили обычно лососевую рыбу во время его хода на нерест. Марик представлял собой разновидность остроги, им широко пользовались эвены, кочевавшие к крупным побережьям рек. К концу длинного шеста привязывался тонкий ремень, другой его конец крепился к костяному или железному крюку с зазубринами, который вставлялся в специальное углубление на шесте. При поколке крюк легко соскакивал с древка, и лахтачий ремень удерживал пойманную рыбину.
Удочкой эвены добывали гольцов, хариуса, другую речную и озерную рыбу. Особенность её состояла в том, что она не имела удилища. Леска из сухожилий задних ног оленя разматывалась с небольшой дощечки. Которая хранилась в специальном чехле, для крючков также была особая сумочка. К леске привязывали небольшое грузило из свинца и крючок. Вместо наживки использовалась кисточка из заячьего меха, окрашенная в красный цвет ольховой корой или охрой.
Из других орудий лова эвены использовали сети адал, которые весьма искусно плели из белого конского волоса, вымениваемого у якутов. Такая волосяная сеть отличалась прочностью и служила по 25-30 лет.
На Камчатке, в Якутии, а также анадырские и гижигинские эвены заимствовали у коряков, ительменов и юкагиров запорное рыболовство. Запором нипкыр перегораживали реку полностью или частично. Он представлял собой невысокий частокол с узкими проходами, в которых размещали «морды» кэнгыр – своеобразные мешки из ивовых или тополиных прутьев, в которые попадала рыба. По краям частокола вбивали небольшие колья, к которым привязывали пучки веток. Они не давали рыбе обойти частокол [История и культура эвенов, 1997, С.69-70].
Итак, традиционные виды хозяйственной деятельности – охота, оленеводство и рыболовство – сыграли важную роль в жизнеобеспечении эвенов. Кочевание у них было подчинено не только нуждам собственно оленеводства, но и других хозяйственных занятий. Зимой для кочевки выбирали такой маршрут, чтобы одновременно можно было охотиться на белку и соболя. Летние пастбища обязательно располагались в местах, где можно было заниматься промыслом рыбы, а осенние – в районах промысла на парнокопытных животных.
Алексеева Е.К., к.и.н.
Литература и источники:
- Алексеев А.А. Эвены Верхоянья: история и культура (конец XIX–80-е гг. XX в.). – СПб.: ВВМ, 2006. – С. 149-150;
- Богораз В.Г. Ламуты (из наблюдений в Колымском крае) // Землеведение. Кн.1. М., 1900. – с.59-72;
- Богораз В.Г. Материальная культура чукчей. – М., 1991. – 223 с.;
- Василевич Г. М. Древние охотничьи и оленеводческие обряды // Сб. МАЭ. – Т. XVII. – Л., 1957. – С. 151–186;
- Василевич Г.М. Тунгусский кафтан (к истории его развития и распространения) // Сб. МАЭ. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. – Т. 18. – С. 122–178.;
- Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII – начало XX в.). – Красноярск, 2014 – 319 с.;
- Вртанесян Г. С. Календарная символика у тунгусоязычных народов Восточной Сибири и Приамурья // Сибирский сборник–4. Грани социального: Антропологические перспективы исследования социальных отношений и культуры. (Памяти российского этнографа-тунгусоведа Надежды Всеволодовны Ермоловой) / Отв. ред. В. Н. Давыдов, Д. В. Арзютов. – СПб.: МАЭ РАН, 2014. – С. 56-67;
- Гоголев А.И. Этническая история народов Якутии (до начала XX в.). – Якутск: Изд-во ЯГУ, 2004. – 104 с.;
- Головнев А. В. Антропология движения (Древности Северной Евразии). – Екатеринбург, 2009 – 496 с.;
- История и культура эвенов. Историко-этнографические очерки – СПб.: Изд-во «Наука», 1997 – 176 с.;
- История Якутии: в 3 т. Т.1 / Под общ. Ред. А.Н. Алексеева; отв. ред. Р.И. Бравина, Е.Н. Романова. – Новосибирск: Наука, 2020. – 536 с.;
- Историко-этнографический атлас Якутии. – М., 2007;
- Ермолова Н.В. Олень в традиционных представлениях эвенков // Традиционные верования в современной культуре этносов – СПб., 1993 – с. 152-157;
- Карлов В.В. Тунгусский мир Сибири в историческом времени и пространстве // Сибирский сборник–4. Грани социального: Антропологические перспективы исследования социальных отношений и культуры. (Памяти российского этнографа-тунгусоведа Надежды Всеволодовны Ермоловой) / Отв. ред. В. Н. Давыдов, Д. В. Арзютов. – СПб.: МАЭ РАН, 2014. – С.25-38;
- Николаев С.И. Эвены и эвенки Юго-Восточной Якутии. – Якутск, 1964 – 202 с.; Оленные люди. Каталог эвенской коллекции. – Хабаровск, 2013;
- Петров А.А. Олень в духовной культуре тунгусов // Фольклор и этнография народов Севера (Межвузовский сборник научных трудов) – Якутск, 1998 – с. 46 – 53;
- Попова У.Г. О пережитках культа медведя (уркачак) среди эвенов Мгаданской области // История и культура нвродов Севера Дальнего Востока / Сборник статей. – Москва: Наука, 1967 – С. 174 – 181;
- Попова У.Г. Эвены Магаданской области. 1969 г. // Архив СВКНИИ ДВО РАН, инв.№ 674;
- Сирина А.А. Эвенки и эвены в современном мире: самосознание, природопользование, мировоззрение. Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. М.: Вост лит., 2012. – 604 с.;
- Худяков И.А. Краткое описание Верхоянского округа. – Л.: Наука, 1969.