Социальная жизнь. Семья и брак.
Основным структурным подразделением традиционного общества юкагиров были родственные группы ( роды). Во главе каждой такой группы стоял старейшина, чей жизненный опыт внушал наибольшее уважение. Он руководил военными и охотничьими походами, выбирал рыболовные угодья и назначал каждой семье свое место. Он разделял род на группы, если интересы охоты требовали отправления в разные места, и заботился, чтобы в каждой группе были хорошие охотники и старший человек в качестве руководителя. Во время длительных кочевок старейшина выбирал место для стоянки на ночлег и утром давал сигнал к отправлению. Он также руководил праздниками и следил за соблюдением принятых обычаев.
Во всех важных делах старейшина советовался с самыми старшими представителями семей, которые составляли своего рода совет. В семейные дела старейшина не вмешивался. С появлением русской администрации старейшина взял на себя роль старосты и обязанность по сбору ясака. Жена старейшины занимала соответствующее положение: она следила за распределением между семьями общей охотничьей и рыболовной добычи. Кроме старейшины выделялись еще три фигуры: шаман, герой (сильный человек, главный защитник рода) и главный охотник («преследователь»). Шаман и герой – были эпизодически действующими лицами, вразного рода экстремальных ситуациях. Старейшина и главный охотник – постоянными.
Роль героя была упразднена при включении юкагиров в российское подданство, которое привело к жесткому подавлению межплеменных раздоров. Однако в исторической памяти юкагиров сохранилось разделение между героем и главным охотником, поскольку то и другое требовало развития разных профессиональных качеств. Юкагирский род был экзогамным, но данные об этом различны. Об этом пишет Е.А.Крейнович: по его данным, кровнородственные браки были непозволительны (Крейнович, 1972, с.58-59), но В.И. Иохельсон встретил на Коркодоне весьма уважаемую в юкагирской среде семью, где супруги приходились друг другу двоюродным братом и сестрой. Сам старик при этом считался хранителем юкагирских обычаев и пользовался значительным влиянием (Иохельсон, 2005, с.136-137).Реальную роль шамана в юкагирском обществе представить довольно сложно, поскольку по причине более раннего и тесного знакомства с русскими по сравнению с другими народами Восточной Сибири и соответственно более ранней и полной христианизацией, шаманство быстро ушло в подполье.
Вероятно, уже на рубеже XIX – XX веков родовые представления у юкагиров были реально разрушены, поскольку наряду с наличием у юкагиров определенного количества кровнородственных браков, В.И. Иохельсон в тоже время приводит сложную систему так называемого «взаимного избегания», одной из задач которой – предупреждение подобных отношений (Там же, с.125-127). Случай с вышеупомянутой семьей разрешился в глазах местного сообщества тем, что двоюродные супруги сшили себе особое одеяло – с двумя сумками для еды (Там же, с.136, 138). Этот символический жест предполагает старинное происхождение, из чего можно сделать вывод, что юкагирская терпимость к подобным вещам выражает предрасположенность этого общества к эндогамным бракам. В.И.Иохельсон считает, что этих браков было бы больше без влияния русской православной церкви (Там же, с.138).
Традиционный образ жизни лесных юкагиров предполагает существование этого общества в виде небольших изолированных групп, стесненных средствами передвижения и поэтому редко контактирующих между собой (в отличие, к примеру, от тунгусов). Поэтому расхождение между желаемым и действительным здесь выглядит определенным набором компромиссов, допускаемых культурой, но не афишируемых, так как общество присваивающего типа в Сибири, как правило, сохраняет свою численность с большим трудом.
Кровная месть
С юкагирского языка этот обычай переводится как «кровавый гнев» или «сердечный гнев». Обычно кровная месть была ответом за безнаказанное убийство. С появлением русской административной власти этот обычай прекратился из-за страха перед отправкой в Якутск, судебным расследованием и возможным наказанием, которое для юкагиров выглядело изуверским, поскольку относилось к чужой культуре, построенной по другому принципу. Тем не менее, в преданиях сохранилось много материала о кровной мести. Можно сказать, что в догосударственных обществах кровная месть представляет собой естественный механизм самозащиты семьи и рода, и ее осуществление было вопросом чести с соответствующей регламентацией.
Так мстителя представляет родственник жертвы по мужской линии со стороны отца. Если виновного обнаруживают родственники жертвы по материнской линии, то они могут только привести к нему родственников по отцовской линии и лишь в крайнем случае помочь им отомстить. В качестве выкупа семья виновного отдает молодую девушку, которая переходит в семью убитого. При отсутствии у жертвы родных братьев мстили двоюродные или младший брат его отца. Если у жертвы были сыновья, то они мстили вместо братьев: обидчика должен был убить старший брат, а остальные помогали ему. За девушку обязан был мстить ее отец, а если он умер, то мстителями становились ее братья. За женщину мстил ее муж, а если его не было или он был стар, то ее сыновья, при отсутствии сыновей мстителями выступали ее братья. Если был убит младший брат матери, то за него мстили его племянники (Иохельсон, 2005, с.194-195).
Рабы
Рабство у юкагиров существовало до прекращения войн, и рабами соответственно становились пленники. Участь раба-мужчины была тяжелей и позорней, чем рабыни, поскольку женщина обычно становилась наложницей своего хозяина и рожала от него детей. Раб на всю жизнь оставался в женской сфере хозяйства и занимался домашней работой. Кроме домашней работы рабам позволялось чинить сети, нарты и ловить рыбу (Там же, с.195-196).
Распределение охотничьей добычи
Юкагиры, также как и тунгусские народы, строго соблюдали обычай нимат. Суть его заключалась в том, что охотник свою добычу отдавал старикам стойбища, и они ее распределяли уже по своему разумению. Согласно наблюдениям В.И. Иохельсона, у охотника оставалась голова и шкура оленя или лося (Там же, с.184). Дележом добычи занимался специально выбранные люди, «распределители». Так у тундрового рода Алаев на 7-8 хозяйств выбирали одного-двух распределителей. Свои действия они исполняли согласованно друг с другом круглый год. Если добычи было много, например, во время осеннего забоя оленей, то в помощь им выделялись люди. У каждого распределителя имелась специальная палочка с несколькими гранями – по числу семейств, которых он опекал. На этой палочке он делал соответствующие нарезки, отмечая, какой семье сколько было выделено добытых оленей (Крейнович, 1972, с.64).
Обычай взаимного избегания
Этот обычай, сохранившийся к началу ХХ в. у юкагиров, регламентирует взаимоотношения между родственниками. Он запрещает смотреть, разговаривать, прикасаться друг к другу и т.д. Если невозможно избежать обращения, то это делается во множественном числе. Обычай соблюдается между родными, двоюродными и троюродными (дальше все это подразумевается) братьями и сестрами, отца и женой сына, старшего брата с женой младшего, старшего брата и женой сына младшего брата или сестры, матерью и ее зятем, отцом и мужем дочери, старшим братом и мужем младшей сестры, отчимом и его сводной дочерью, мачехой и ее сводным сыном (Иохельсон, 2005, с.125-127). И сестрам, и братьям запрещается сидеть рядом с женой брата, женам братьев запрещается вместе спать. В случае смерти брата его братья не могут жениться на вдове (в отличие от многих соседних народов), но помогать оставшимся детям им разрешается (Крейнович, 1972, с.61). Юкагиры не имеют внятного объяснения о происхождении обычая взаимного избегания и его смысл.
Если связывать обычай взаимного избегания с опасностью кровосмесительных браков и принять во внимание крайнюю малочисленность юкагирского населения в последние три столетия, то обнаружится необходимость искать брачных партнеров в иноэтнической среде. Самым близким народом по образу жизни для юкагиров оказались тунгусы (эвены). Однако при этом возникают кардинальные противоречия: если у юкагиров брак имеет матрилокальную установку и соответственно запрет на брачного партнера из рода матери, то у тунгусов было наоборот: патрилокальная норма и соответствующий запрет. Снять противоречие между патрилокальностью / матрилокальностью можно было лишь при объединении тунгусских и юкагирских родственников мужа и жены в единую кочевую группу, а второе противоречие таким образом устранялось само собой.
При возникшем изобилии новых родственных связей в качестве предохранительного средства появилась новая норма: в брак можно было вступать лишь родственникам, имевшим общего предка, не ближе пра-родителя (прадеда или прабабку) или еще дальше. Таким образом, возраст юкагирско-тунгусских родов распространялся всего на несколько поколений (Туголуков, 1979, с.122-124). В конце XIX в. Иохельсон уже застал ситуацию разложения юкагирского рода и большой семьи на малые семьи. По поводу до-тунгусского родового прошлого юкагиров существует масса противоречивых суждений, высказанных информантами из юкагирской среды. Так, манипуляции с костями шамана, подробно описанные Иохельсоном (см. ниже) представляют отработанный механизм магической защиты рода. Но в таком случае шаманом должна быть женщина, если в обществе родство ведется по материнской линии и брак матрилокального свойства. Иохельсон же пишет о традиции сохранения шаманских костей как костей предка рода, предка-мужчины (Иохельсон, 2005, с.236).
С другой стороны, появление у юкагиров тунгусских оленей приводит к переходу на отцовский род, поскольку появляется собственность в виде домашних оленей, которая оказывается прерогативой мужчин. Если верить Биллингсу, то в жизни таежных юкагиров тоже имелись домашние олени (см. ниже), чего не сохранилось при Иохельсоне. Да и контакты с ламутами (эвенами) при Биллингсе были иными (вероятно, более тесными), так как оказывался схож не только образ жизни, но и транспортные возможности юкагиров и ламутов.
С обычаем взаимного избегания у юкагиров связан определенный речевой этикет, согласно которому при отсутствии посредника к избегаемому лицу обращались, в частности, в форме личных и указательных местоимений множественного числа (Крейнович, 1972, с.60-61). Это выглядит как одна из формул вежливости. Тем более, что В.И. Иохельсон писал об особенной деликатности и осторожности юкагиров при общении между собой. Он же отмечал их врожденную обидчивость и мстительность (Иохельсон, 1900, с. VI). Такие качества оказываются чрезвычайно разрушительны в малых оседлых обществах, вынужденных быть постоянно готовыми к отпору соседям и иноплеменникам.
Поэтому столь редкая и необычная внутренняя дипломатия юкагирского общежития (наряду с традицией «избегания») представляет собой механизм, ограждающий его от конфликтов. Нечто подобное до недавнего времени существовало и у обских угров, чье традиционное общество имело схожие с юкагирским характеристики (таежная зона расселения, оседлость небольшими группами, некоторая изоляция, неровные отношения с соседями и иноплеменниками).
Кроме «функциональных» черт социальной жизни, которые играют понятную нам роль, В.И. Иохельсоном были также отмечены у таежных юкагиров некоторые необычные и, вероятно, архаические черты из гендерной сферы: в играх мужчины и женщины образуют две соперничающие группы. В языке некоторые звуки произносятся женщинами иначе, чем мужчинами (подобное существует и в чукотском языке). Для женщин важнее родство по матери, а для мужчин — по отцу (Иохельсон, 1898, с.259).
Семья и брак
Единственный, кто написал о многоженстве у юкагиров, был Биллингс. Он же представил по этому поводу нормы обычного права, согласно которым первая жена считается старшей и без ее согласия муж не может брать себе в жены других женщин, а они, в свою очередь, обязаны ей беспрекословно подчиняться. В случае смерти мужа у семьи, не имеющей сыновей, старшая жена распоряжается судьбой остальных и выдает их замуж, получая калым, у нее же остается большая часть калыма при возвращении кого-либо из младших жен к своим родителям. Также при описании калыма Биллингсом у таежных юкагиров фигурируют домашние олени — до 40 голов (Этнографические материалы, 1978, с.25-26). Эти данные выглядят странно, поскольку у него юкагиры ездят на собаках.
Остальные материалы по этому поводу касаются традиционной жизни юкагиров на рубеже XIX-XX вв. и были собраны Иохельсоном (2005), а также этнографами советского периода путем расспросов стариков, которые еще хорошо помнили то время (Крейнович, 1972; Юкагиры, 1975).
Когда девочка становилась девушкой, ей устраивали отдельный спальный полог. Там без всякого противодействия со стороны родителей она могла принимать у себя симпатичных ей молодых людей, которые имели право ее навещать после того, как старшие сами улягутся спать. Дети, родившиеся от таких связей, записывались в род девушки, и ничего предосудительного в этом никто не видел. Мальчик, как у многих народов, существующих охотой, обретал статус мужчины после того, как приносил свою первую охотничью добычу.
Свадебные обычаи и семейные нормы у тундровых и лесных юкагиров различались. У лесных юкагиров свадебные обычаи ограничивались сватовством, и жених, взяв с собой пальму, ружье, лук и нож, переходил жить в дом невесты. Спустя некоторое время – по обстоятельствам добавлялось церковное венчание. Сватовство начиналось самим юношей: он без лишних договоренностей появляется у дома невесты и начинает исполнять всякую домашнюю работу: рубит дрова, чинит нарты, приносит свою охотничью добычу. Если он не нравится родителям невесты, то его тактично останавливают, если устраивает в качестве будущего мужа, то результаты его деятельности молчаливо принимаются. Через некоторое время об этом дают знать родственникам жениха, жених возвращается к себе домой, а оттуда приходит в качестве свата старший родственник.
После женитьбы, живя у родителей жены, молодой муж находится у них в беспрекословном подчинении, пока наконец не становится в семье старшим или же не отделяется отдельным хозяйством.
В семейных и брачных обычаях тундровых юкагиров ясно представлено тунгусское влияние: невеста уходит жить в дом мужа. Но перед этим муж три года живет у родителей невесты, выполняя там любую работу. Это их ни к чему не обязывает, и через три года они могут отправить жениха восвояси. (Такая «отработка» жены существует и у коряков.) Дальнейшее сватовство старшего родственника мужа включает обязательную торговлю с родителями невесты по поводу калыма в виде определенного количества оленей.
В качестве приданного невеста уводит несколько оленьих упряжек с нартами: одна – для жениха, в другой спальные принадлежности, на третьей свадебная одежда молодоженов, сшитая невестой, и дальше – нарты с домашней утварью и подарками для родственников жениха. При движении поезда родственники стреляют из ружей над головой жениха и невесты, чтобы отогнать от них злых духов. Олени, приведенные невестой, присоединяются к стаду семейства жениха, но перед этим их головы позади рогов мажут красной краской из ольховой коры. Выкуп (калым) в виде оленей немногим больше ценности приданного и он раздается по родственникам, родители невесты оставляют у себя из калыма лишь пару животных. Приезд невесты в дом жениха отмечается свадебным пиршеством, где родственникам невесты вручаются подарки. На этом пиру для жениха и невесты накрывают отдельный столик на шкурах их брачной постели, как это делают якуты (Иохельсон, 2005, с. 147-149).
Для своих родных женщина, выйдя замуж, считается безвозвратно ушедшей из рода. Поэтому если она становится вдовой и захочет потом снова выйти замуж, то она должна спросить разрешение на это у брата умершего мужа, но не у своего родного брата. Если у него нет братьев, то она обращается к свекру, но не к родному отцу (Крейнович, 1972, с.61).
Воспитание детей
В.И. Иохельсон, будучи очень наблюдательным и беспристрастным бытописателем, отметил, что такой любви к детям как у юкагиров, он не встречал ни у одного сибирского народа, и в то же время юкагирские дети, на его взгляд, самые послушные. При этом капризных детей у юкагиров не принято наказывать, на их капризы не обращают внимания, считая, что это капризничают их «души» (Там же, с. 162-163).
N. V. Pluzhnikov
(from the book “Peoples of the North-East of Russia”).