Зоя Ненлюмкина родилась в 1950 году в селении Наукан Чукотского национального округа, и, хотя в восемь лет ей пришлось покинуть родное село, память о нем жива и ярка. В 1978 году она скажет: «Мудрые старики эскимосы из поколения в поколение учили молодых, что человек только тогда правильно живет, когда предан земле, своему народу и если у человека дело и Родина всегда у самого сердца». Свою первую книгу, переведенную на русский язык поэтом А. Черевченко и вышедшую в 1979 году, она назвала «Птицы Наукана». До этого Зоя Ненлюмкина много печаталась. Она не только поэт, но и интересный рассказчик («Праздник гренландского кита», «Когда у человека праздник», «Начало длинных дней»). Выступала с очерками в газете «Полярник».
В 1972 году Зоя Ненлюмкина окончила Анадырское педагогическое училище, стала учительницей в Ново-Чаплино, потом воспитательницей интерната посёлка Провидения. Её первые трудовые годы были сопряжены с активной работой в журналистике, в литературе. Она всегда помнила неписаный закон: «Каждый эскимос должен быть хранителем истории рода, летописцем». Эскимосский фольклор, чудесной хранительницей которого была ее бабушка, Зоя впитала душой и сердцем. Она работает редактором Чукотского окружного радио — ведет передачи для эскимосов, говорящих на науканском диалекте.
В 1977 году Зоя Ненлюмкина была участницей I Всероссийского семинара молодых литераторов Крайнего Севера и Дальнего Востока. Семинар много дал молодой поэтессе, а главное, что вынесла она и о чем сказала в интервью корреспонденту «Магаданского комсомольца», это «чувство великой ответственности перед своим народом».
В первой книге З. Ненлюмкиной особенно важно отметить два свойства: гармоничность, обусловленную цельностью мировоззрения, и внутренний профессионализм, идущий от высокой степени ответственности автора за каждое свое слово. В ее стихах найдена та точка равновесия добра и зла, которая, в конечном счете, определяет бесконечность жизни.
Зоя Ненлюмкина много пишет о самом творчестве, о песне. Ей важно рассказать о «времени и о себе», ощущая при этом себя как неотделимую частицу своего народа.
В 1979 году Зоя Ненлюмкина стала лауреатом премии Магаданского комсомола за книгу стихов «Птицы Наукана».
В 2002 году стала лауреатом премии имени Юрия Рытхэу. Стихи Ненлюмкиной издавались также в Дании и Франции.
В настоящий момент Зоя Николаевна Ненлюмкина проживает в городе Анадырь.
Библиография:
(книги на эскимосском / русском языке)
1979 «Тыгмеӷит Нувуӄам» / «Птицы Наукана»
1985 «Ангилгутыклъакын, масарагак!» / «Погуляй со мною, солнышко!»
1986 «Где ты?»
1987 «Волшебная камлейка»
1988 «Идти за солнцем»
1990 «Упынӷам ӄуянатна» / «Весна счастья»
***
Птицы Наукана
Весенний Наукан!…
На льдине млеет нерпа,
И солнце сквозь туман
уже слепит глаза.
И полнятся теплом
твои земля и небо –
Улыбка и слеза,
улыбка и слеза.
И снова слышу я
за полосой тумана
Смятенье сотен крыл
в рассветной тишине.
То в памяти моей
все птицы Наукана
Слетаются ко мне,
слетаются ко мне!…
Как оперенье птиц,
легка моя камлейка.
Мне весело бежать
по тундре налегке.
И ветер шепчет мне:
– А ты понять сумей-ка,
О чем поет весна
на птичьем языке!
— Как океан велик!…
Нам нынче не до шуток…
А-а-лик, а-а-лик, а-а-лик! –
кричит мне стая уток.
И чаек караван — тревожно:
— К’еун, к’еун!
Мы мчимся в Наукан,
но где он, где он, где он?… –
Просторами морей,
прибрежных скал величьем
Он в памяти моей
и в постоянстве птичьем…
Летят бакланы. Вновь
из ничего возникла
Забытая давно
песенка-дразнилка:
«Баклан, баклан-бакланище,
Какой же ты болванище, –
Нырял за окуньками,
А держишь в клюве камень!
Плохи твои дела!
Аях’ а-а-а! Ян-и-хи-и! Гу-у-й!…»
Бакланы понеслись,
и снова вьются чайки –
По нраву им пришлись
слова моей встречалки:
«Ах, чаюшка, ах, матушка!
Рыбешки ты наелась.
На камешек уселась,
Наелась сладкой корюшки
B чистишь клювом перышки,
Верная подружка,
Чаюшка-толстушка!…»
И снова слышу я
над рябью океана
Смятенье сотен крыл
в родимой стороне
И рассказать спешу,
как птицы Наукана
Вернули детство мне,
вернули счастье мне…
***
Журавли
Чей это зов, чей это крик
Послышался вдали?
— Корын-корын! Тетык-текык! –
Курлычат журавли.
Спеши к причалу поскорей,
Огромен и тяжел,
Скиталец северных морей
Красавец-ледокол.
Большая сопка стала вдруг
Пятнистой, как олень.
Так все преобразил вокруг
Один весенний день!
А ты, мой друг, к зиме привык,
В душе твоей туман…
— Корын, корын! Тетык, тетык! –
Курлычит караван.
Поверь ему. Из года в год
Всем холодам назло
На крыльях людям он несет
Удачу и тепло.
И ты душою, хоть на миг,
Бесстрашной птицей стань,
Чтоб навсегда понять язык
Пернатых этих стай.
Возможно радостно трубя,
Они привета ждут.
А может быть, они тебя
На помощь позовут…
Тогда, услышав птичий крик,
Спеши на край земли…
— Корын, корын! Тетык, тетык! –
Курлычут журавли.
***
Земли моей начало
С приютом детства моего
Пришлось расстаться мне.
Я нынче ночью вновь его
Увидела во сне.
И стало на душе легко,
И снова день-деньской
Был берег детства далеко
Но все-таки — со мной!
Со мной прибрежный гравий,
Гремящие валы
У вечной, златоглавой,
Обветренной скалы.
Со мною наша чистая,
Простая красота.
Скалистые, дернистые,
Высокие места!
Отсюда солнце всякий раз
По всей стране идет рассветом.
Я в Наукане родилась,
Чтобы идти за солнцем следом.
***
***
Какое счастье — пробудится рано,
Когда в рассветной городской глуши
Одно лишь солнце смотрит из тумана,
Как рыба из седого океана,
И нет на целом свете не души!
***
О тишина, сводящая с ума!
Объяты сном, как инеем, по крыши.
Стоят кругом высотные дома,
И этот сон, и утро. И зима
Их делают еще стройней и выше.
***
Лишь каблуки стучат по мостовой,
Да эхо звонко окликает тундру,
И кажется, что это мы с тобой
Вдвоем встречаем солнечное утро.
***
И солнце поднимается — для нас,
Туман морозный разорвав на части…
Вы знаете, какое это счастье –
Проснуться в тихий предрассветный час!
***
***
Человек и Земля
Под ветром мгла качнулась и распалась,
И мы стоим у кромки ледяной.
— Что там, вдали у горизонта?
— Парус,
Байдары возвращаются домой!
Спешат домой охотники с добычей.
Все ближе скал знакомых неуют,
И соблюдая вековой обычай,
Наперебой скороговорки птичьей
Звучит саяк* и женщины поют.
Судьба мужчины — мужество погони,
Азарт добычи и, в конце концов,
Возможность ясно, словно на ладони,
Увидеть Землю дедов и отцов.
— Какая же она?
— Всмотрись получше
В родное небо: в вечном полусне
Клубятся в небе снеговые тучи,
Снижается на землю снег колючий,
Под торбасами серебрится снег!
И, оглашая снежность лаем звонким,
Сливается упряжка с горизонтом!…
Неотделима женская судьба
От буден и от праздников народа.
У нас не скажут: «Женщина слаба», –
В селенье всем нужна ее забота.
Она успеет накормить собак,
Заправить жирник и разделать нерпу.
А как поет в ее руках саяк,
Когда в цветных камлейках киуг’ьяк **
Закружится по северному небу!…
Суров мой край. Его характер крут.
Но он не чужд улыбкам и веселью.
И счастлив тот, чей повседневный труд,
Преображая, согревает землю.
***
Жест и слово
1
Когда танцуют эскимосы,
Когда поют,
сельчане их
подбадривают, как родных,
И песня древняя в торосы
Летит на крыльях молодых.
***
Сельчанам по сердцу танцор,
Влюбленный в песню, как в движенье.
Его летучих рук скольженье
запало в душу с детских пор.
***
А танец так не повторим,
Как тот, кто танец сочиняет,
Кто жесты звуком наделяет –
Затем, чтоб вторили мы им,
***
Чтоб чуть кружилась голова,
Чтоб… Но вглядитесь в танец сами
И согласитесь, что словами
Не передать мне волшебства.
***
Вернемся, тихие, к себе.
А танец, что ж, он с тем прибудет,
Кто жизнь вдохнул в него, чтоб люди
Высокой верили судьбе.
***
Когда танцуют эскимосы,
Когда поют,
сельчане их
подбадривают, как родных,
И песня древняя в торосы
Летит на крыльях молодых.
***
2
В вечном танце родился мужчина.
Может в этом, и скрыта причина
Тяготенье к движенью и звуку:
С малолетства постиг он науку
Выражения жестами чувства –
Танцевал, танцевал, танцевал,
Пел, конечно, старинным искусством
Восхищая ярангу и зал.
***
Копченаном*** подстегивал бубен,
Раскалял и лупил о каркас,
Обжигал себе выкриком губы,
Зажигал неподдельностью нас,
Уводил то в торосы, то в скалы,
В небо взмахами рук поднимал,
Наконец прогибался устало
И перчатки с ладоней снимал,
Не простые — с узором искусным
Из подшейных оленьих волос,
И в глазах потемневших и грустных,
Стыл вопрос…
А вокруг восторгались ладони:
— Ну артист!…
— Ну, брат, ты и танцор! –
Отдыхая, как после погони,
Он счастливое прятал лицо…
***
Сладкая морошка
Сыну Владику
Дочь любит сладкую морошку.
Бегу
на свет
звезды Полярной.
Но Млечный Путь, как понарошку,
Под ноги стелется коварно,
Уводит в сторону… И в море,
Невидимое в темноте, зовет,
Тревожно небу вторит…
Но сын толкнулся в животе,
Мой сын толкнулся в ребра ножкой.
Дождь со слезами вперемешку.
А дочка ждет меня с морошкой,
И не могу я дольше мешкать.
Бегу
на свет
звезды Полярной,
И ветер хлещет по лицу.
О, как любилось нам угарно,
Мой друг, особенно к концу.
Так мне и надо! Так и надо!
Звезда моя, не прекословь.
Глотаю слезы — вот награда,
Расплата за мою любовь.
Кто так жесток?… В ночи багрово
Аршинно вспыхнули пять букв:
ЖИЗНЬ!
И пронзил меня испуг.
ЖИЗНЬ! — я прочла на небе снова.
И покачнулась на волне…
Прочь, прочь от роковой оплошки!
Дочурка дома ждет морошки.
Дитя шевелится во мне.
А волны
лестницей
к ногам…
Бегу во тьме от них на берег.
Ребенку морю не отдам,
Не уступлю, по крайней мере.
Звезда моя, не обессудь,
Тропу мне укажи и стежку
Того, кто уготовил путь
Нам черный:
Мне и моим крошкам.
Кто так жесток?… В ночи багрово
Горят аршинные пять букв:
ЖИЗНЬ!
И беда замкнула круг.
По буквам — ЖИЗНЬ — читаю снова.
Хватаю яростно ведро –
Оттягивает руку ноша…
Ребенок ножкой бьет в ребро –
Все понимает мой хороший…
Морошка сладкая горчит.
Захлестывают волны тропку.
Пять красных букв горят в ночи.
Мне зябко, слякотно и топко.
Перчатку уронила в грязь.
Вторую… Дождь меня полощет.
Где Млечный Путь?
Прервалась связь
Со звездами — бреду на ощупь.
— Хле-е-ба… — шепотом кричу,
А может жизнь во мне есть просит?
Избушка… Женщина выносит
Мне хлеба, гладит по плечу:
— Зайди, продрогла…
— Нет! Нет! Нет!
Дочурка ждет меня с морошкой!
— Да пообсохни ты немножко… –
Одернув мокрую одежку,
Бреду
упрямо
на рассвет.
Прибой грохочет позади.
Лай ближе, громче волнобоя.
И дождь иссяк. Но боль в груди
Не отпускает, сердце ноет,
И влага на щеках — ого,
Я все еще реву постыдно,
Когда до дома моего
Рукой подать, вон крышу видно…
***
— Устала, мама?…
— Есть немножко…
— Какая сладкая морошка!
***
Месяц Бельков
Вы спросите меня:
— Зоя, где на земле
Есть длинней, чем в Наукане, весна?
Я отвечу:
— Не там, где проводят в тепле
Люди жизнь, — там весна не нужна…
В Наукане, где солнце проснулось давно,
А земля досыпает в снегах,
Лишь лицо, может, руки коричневы, но
Остальное томится в мехах.
На Чукотке — весна,
Светлый Месяц Бельков****,
Не сидится в домах ребятне,
И негромкая радость в глазах стариков –
Дождались — вам понятна и мне.
Вы спросите меня:
— Где еще на земле
Ждут весну так сердца и умы?
Я отвечу:
— Не там, где живется в тепле
И не знают чукотской зимы…
***
*Саяк (эским.) — бубен
**Киуг’ъяк (эским. — чаплинский диалект) — сполохи, северное сияние
***Копченан (чукот) — полоска китового уса
**** Белек (охотн.) — детеныш тюленя
